Всё о Манюне (сборник)
Шрифт:
– Зато благодаря филологическому образованию мы можем позволить себе перекидываться фразами на французском. Никто не понимает, зато нам хорошо, – хихикнула мама.
– Это да, – расплылась Ба в улыбке.
Она отпила большой глоток горячего чая, громко булькнула на глотке и уставилась на маму:
– А теперь давай к делу. Кто такая эта Софа?
Мама поперхнулась вареньем.
– Тетя Роза, вы бы еще в лучших традициях следователей НКВД посветили мне в лицо лампой!
– Надя, не юли!
Мама тяжело вздохнула. Сохранить нейтралитет между Ба и дядей Мишей у нее никогда не получалось. Если папа
– Софа – старшая сестра нашей химички.
– Подожди. Они на Маштоца живут? Амиряны?
– Да.
– Эта черная сорока с длинным носом и кривыми ногами?
– Ну почему сорока, тетя Роза! И ноги у нее вполне себе красивые.
– Надя! Да если ее выпустить из дома после девяти, в сумерках ее не заметишь, до того она смуглая! И ноги у нее кривые, не спорь со мной! Сама видела!
Мама очень хотела спросить, где это она видела ноги Софы, но не решилась. Положила на тарелочку несколько ягод черешни, придвинула к Ба:
– Попробуйте, очень вкусно.
Ба зачерпнула ложкой варенье, пожевала ягодку. Расплылась в довольной улыбке: «Мммм, вкуснятина!»
– Тетя Роза, вы зря так переживаете. Софа – очень хорошая, воспитанная девушка. Я бы на вашем месте ее пожалела.
– Это почему?
– Вы же знаете легкомысленную натуру своего сына. Через месяц он ее разлюбит и бросит. А бедной девочке страдать.
Ба побарабанила пальцами по столу. Допила в молчании чай. Встала, чтобы налить себе еще.
– Умеешь ты меня утешить, дочка.
Мама зарделась, как школьница.
– Ну что вы, тетя Роза.
– Не спорь со мной, я тебе дело говорю.
– А знаете, как она меня называла? Барышня. Вот так и говорит – барышня, проходите, пожалуйста. Чувствуйте себя как дома!
Манька глядела на меня круглыми вишневыми глазами. На левой щечке по ходу разговора то появлялась, то исчезала смешная ямочка. Почему смешная, потому что, мало того что она находилась не как у нормальных людей – по центру щеки, а практически под скулой, так ещё имелась в единственном числе. Второй ямочки почему-то не было, хотя мы с Манькой всячески ее искали и даже пальцем тыкали в то место на правой щеке, где, по идее, эта ямочка должна появляться. Как бы подсказывали щеке, как надо себя правильно вести. Но тщетно – правая щека вести себя аналогично левой не желала, и поэтому Манька щеголяла одной-единственной ямочкой на все свое круглое улыбчивое личико.
– А она чего? – прокряхтела сверху Каринка. Сестра взобралась на тутовое дерево и слушала нас, распластавшись на широкой ветке, как ленивый кот, – свесив вниз руки и ноги и смешно выглядывая то с одной, то с другой стороны. Мы с Манькой тоже хотели вскарабкаться на дерево, но никакой другой подходящей для такого лежания ветки не обнаружили, поэтому остались сидеть на деревянной скамейке. С этой скамейкой у нас связаны самые прекрасные и самые душедробительные воспоминания – именно здесь Ба обрила нас наголо и нанесла на голову знаменитую маску из синьки, бараньих катышков и желтков [37] , мотивируя свой странный поступок тетей Фаей, которая Жмайлик, и тем, что теперь у нас пойдут густые и вьющиеся волосы. Самое смешное, что после этой маски у меня действительно стали виться волосы, и, если после мытья не расчесываться, можно превратиться во вполне себе кудрявую девочку.
37
Историю об этом читайте в книге «Манюня».
А Манька кучерявится в любое время года и в любую погоду, потому что она с рождения кучерявая, вся в дядю Мишу и Ба.
Под этой приснопамятной скамейкой мы остервенело копали клад. К сожалению, ничего не выкопали, зато сделали великое открытие – копать яму можно очень долго, аж до посинения, зато забросать ее землей ничего не стоит, раз-два – и готово. На этой скамейке часто играют в шахматы или в нарды наши папы, а потом с победителем сражается Ба. И тут надо затыкать уши, потому что ор стоит просто нечеловеческий – Ба редко кто может обыграть, и наши махровые до мозга костей мужчины с пеной у рта отстаивают каждый свой ход. Что, впрочем, не мешает им раз за разом проигрывать Ба.
А еще на этой скамейке, вернувшись с дачи, мы обнаружили в тридцатиградусный жаркий день дядю Мишу в облике воина отступающей наполеоновской армии – в красной Маниной шапке, в крест-накрест повязанном на груди пуховом платке и брюках, заправленных в вязаные носки. Так Ба лечила от ангины свою кровиночку.
В общем, скамейка под тутовым деревом – не просто наше любимое место для посиделок. Это символическое и даже судьбоносное место, где не раз решалась участь членов семей Абгарян и Шац. Поэтому для серьезного разговора Манька повела нас именно сюда. И сейчас рассказывает про свою встречу с тетей Софой. Оказывается, дядя Миша, коварным образом не поставив в известность Ба, пока та, ни о чем не подозревая, возилась на кухне, забрал Маньку из школы и по дороге домой заехал к своей зазнобе Софе.
– Вообще-то в гости заходить он не собирался, просто хотел о чем-то переговорить с ней. Но тетя Софа настояла на том, чтобы мы заглянули на минуточку в дом. Я папе сразу сказала, что Ба это может не понравиться, – рассказывала Манька, – но папа ответил, что мы зайдем буквально на секундочку, чтобы не обижать тетю Софу, а потом сразу уедем домой. И что если я не стану его выдавать, то ничего о нашем визите Ба не узнает.
– А эта тетя Софа красивая? – прогудела я. Отчего-то мне было неприятно и ревниво, что дядя Миша завел шашни с очередной женщиной. Никак заразилась неприязнью к его дамам сердца от Ба.
– Красивая, ага. У нее черные длинные волосы, вот такие, аж до попы. – Манька вскочила со скамейки, повернулась ко мне спиной и повела ладонью по своей пояснице. – А еще у нее большие глаза с длинными ресницами. Вот такенными. – Манька приставила к своим верхним векам большие пальцы и далеко отставила указательные – получилось, что у тети Софы ресницы чуть ли не в десять сантиметров длиной!
– А-а-а-а, – восхищенно выдохнула я. Ревность как рукой сняло – такой красавице дядю Мишу не жалко было отдавать.