Всё о Манюне (сборник)
Шрифт:
И бросил трубку. В ожидании скорого Дядимишиного приезда мы с Маней замерли скорбной скульптурной композицией на веранде дома.
Через какое-то время с громким воем к Тетивалиному двору подъехала машина скорой помощи.
– Убила! – всполошились мы и побежали к забору.
– Бааааааааааааа, – плакала Маня.
– Бабууууууууууууля, – орала я, – кто кого убииииииил?
– Вы с ума сошли? – Вышла на порог Тетивалиного дома бабуля. Рукава ее почему-то были закатаны, и вдобавок она обвязалась большим полотенцем, как фартуком. – Идите в дом, сколько
– Ба живая? – крикнула, размазывая сопли по лицу, Маня.
– Живая, конечно, – рассердилась бабуля, – что за глупости ты говоришь?
Мы поплелись обратно в дом. Горю нашему не было предела.
– Значит, Ба убила тетю Валю, – выдвигали мы сквозь плач версии.
– Ее ведь посадяяяяят, – рыдала Маня.
– Посаааааадят, – соглашалась я.
– А куда же мы с папой денемся? – зашлась в плаче Маня.
– К нам переедетееееееее, – погладила я ее по голове, – бедные мои сиротинушкиииии.
– Хоть бы торта успела поеееесть! – сокрушались мы в унисон.
Пока мы, обнявшись, безутешно рыдали на кушетке в Маниной комнате, в городе творились совершенно другие дела. Страшная новость с неимоверной скоростью разбегалась волнами от Тетивалиного дома на все четыре стороны.
Люди качали головами и даже злорадствовали: «Вот до чего доводит скверный характер», – говорили они.
К приезду скорой помощи весь город уже знал – у старшей дочери тети Вали Мариам отошли воды. Хорошо, что рядом оказалась моя бабуля. Она сделала все возможное, чтобы до приезда врачей с роженицей и ребенком не случилось ничего плохого.
– Нагуляла, – качали головами люди, – главное, когда успела? С работы домой и обратно на работу, коллектив сплошь женский, никуда больше не ходит, глаза всегда в пол! Вот, оказывается, какие черти водятся в тихом омуте!
Мариам родила мальчика, как две капли похожего на деда.
Его, естественно, назвали Петросом.
Тетю Валю словно подменили – она получила в собственное безвозмездное пользование хоть и маленького, но Петроса и навсегда распрощалась со своим сварливым характером.
Она помирилась с Ба и периодически хвасталась ей достижениями внука.
– Мы сегодня круто покакали, – кричала она через забор.
Ба вздрагивала.
– Валя, ты бы потише, люди тебя не так поймут, – увещевала она.
– Ай, Роза, – отмахивалась тетя Валя, – у нас такое счастье, а ты про людей!
В течение следующего года две младшие дочери тети Вали одна за другой вышли замуж. И только Мариам осталась одинокой. И так и не открыла никому, кто был отцом Петроса.
– Значит, от женатого мужика залетела, – вздыхали люди.
Но это уже не имело никакого значения. В доме тети Вали наконец-то воцарился мир. Иногда, оказывается, чтобы закончилась война, достаточно просто родить маленького Петроса.
Глава 19. Манюня ест курицу, или Как можно заставить чертыхаться Бога
Было темно и очень холодно. Кругом стоял высокий, непролазный лес. Я шла по узкой тропиночке, леденящий страх проникал в душу и сковывал движения, в спину завывал колючий ветер – у-у-у, у-у-у!!!
– Наринээээ, – кто-то звал меня вдалеке, захлебываясь криком, – Наринээээ!!!!
И я шла на этот голос, спотыкаясь о каждую кочку, отшатывалась от голых веток, норовящих зацепить меня за плечо, и шептала: «Только не оборачивайся, только не оборачивайся!»
– НАРИНЭ! – крик раздался где-то совсем близко. Я подняла глаза и в ужасе отпрянула – прямо надо мной развевался большой кочан капусты с торчащей кривой кочерыжкой.
Мне стало плохо. «Вот как выглядит леший», – моментально догадалась я.
– Только не ешьте меня, – промямлила еле слышно из последних сил.
– Нарка, ты совсем с ума сошла? – Манькиным голосом рассердился леший. – Мало того что постоянно стонешь и пинаешься, так еще просишь, чтобы я тебя не ела?
Я моментально проснулась и села в постели. Кочан капусты оказался Манькиной головой, а кочерыжка – боевым чубчиком. Меня охватило чувство безграничного счастья – это был всего-навсего кошмарный сон!
– Манька, это ты, – с облегчением зашептала я, – ты не представляешь, какой мне приснился ужас!
– Представляю, – проворчала Манька, – ты пиналась как ненормальная. А главное – стонешь и приговариваешь загробным голосом: «Только не оборачивайся, только не оборачивайся»! Напугала меня до смерти!
– Хи-хи-хи, – тоненько засмеялась я, – а я, главное, иду по лесу…
– Вы заткнетесь или как? – раздался грозный окрик моей сестры Каринки. – Совсем с катушек съехали, на дворе ночь, а они тут разговоры затеяли!
Мы притихли. Сестра заворочалась в постели, посмотрела на часы:
– Три часа ночи! – прошипела она. – Если еще хоть раз пикнете, то потом сильно пожалеете, понятно?
– Ты сама храпишь, как наш Вася, когда взбирается на подъем, – пошла в бой Манька.
– Я тебя предупредила, и ты меня услышала! – отрезала Каринка и повернулась на другой бок.
В детской воцарилась тишина. Только слышно было, как тикают часы.
Моя семья жила в большой четырехкомнатной кооперативной квартире. Кроме гостиной и кухни, в квартире имелись две спальни – родительская и детская. Самую маленькую, пятнадцатиметровую, комнату моя сметливая мама превратила в кабинет, где располагалась наша домашняя библиотека. Там вдоль стен стояли стеллажи с книгами, под торшером с пузатеньким бежевым абажуром вальяжно раскинулось мамино любимое широкое кресло с клетчатым пледом на подлокотнике, а напротив немым укором моей совести возвышалось горячо ненавистное пианино «Weinbach».