Шрифт:
Дойти до сути
Опыт многократного прочтения Януша Корчака
«Неужели вы собираетесь комментировать “Как любить ребенка”? Но там же все правильно и банально», – бросила мне одна известная дама-педагог, чем, откровенно говоря, задела за живое и еще более раззадорила. Книгу Януша Корчака “Как любить ребенка” я неизменно (вот уже в течение сорока пяти лет) дарю молодым специалистам, которые впервые переступают порог школы, на каждом августовском педагогическом совете, что предшествует началу нового учебного года.
Убежден: ее должен прочитать не только каждый из тех, кто вступает на многотрудное поприще просвещения, но и те, кто решил
На память приходит ушлая американская старушка, которая отсудила у фирмы «Макдоналдс» миллионы долларов. Она обожглась горячим кофе. По решению суда фирме пришлось раскошелиться. Оттого-то инструкции по использованию современных бытовых агрегатов, включая кофейные стаканчики, по объему напоминают романы. Компанию обязали изменить температуру кофе и добавить крупную надпись с предупреждением на стаканчик.
Здесь следует оговориться: я не выступаю тотальным критиком технологии как таковой. В ряде сфер деятельности, в частности в медицине, слаженная работа врачей в соответствии с утвержденным международным протоколом обеспечивает оптимальные результаты лечения. Но педагогическую рецептуру я отрицаю, в чем вполне солидарен с Я. Корчаком: «Люди удивляются и ставят мне в вину, что я вроде бы отчасти и врач, а советовать не хочу». Он имел мужество сказать: «Не знаю!» Ибо нет двух абсолютно одинаковых детей (даже однояйцевые близнецы различны в своих интересах, жизненных планах и учебной мотивации). Поэтому мудрый врач, педагог и писатель выступал против педагогического механицизма. Именно с великого «Не знаю!» начинается подлинная педагогическая наука и рождается творческая практика, слетают педагогические шоры и рушатся мифы.
Увы, и сам образ Я. Корчака не избежал мифологизации. В глазах миллионов он этакий старый сказочник, добрый доктор Айболит, готовый погладить по головке любого ребенка, вручив ему заранее приготовленную карамельку. Его мученический конец дополняет идиллический портрет, а точнее икону, культурно канонизированного мученика (праведника мира, каковым он справедливо признан в Израиле).
В 1982 году я беседовал с известным польским педагогом, в прошлом молодым сотрудником «Дома сирот» Александром Левиным. Мы сидели в кабинете Корчака. На стене – печальная фотография, известная всему миру. На ней грустный Януш Корчак прикрыл глаза, опустив руку на плечо ребенка. Зная о его трагическом конце, невольно затихаешь перед документальным свидетельством его святости.
«Так случилось, – говорил Александр Левин, – что я присутствовал при съемках этого кадра. В тот момент Я. Корчак весело играл с детьми в жмурки. Отсюда и прикрытые глаза. Миф никогда не должен заслонять человека». Я, помнится, возразил профессору Левину и пригласил в Москву. К нашему спору о соотношении мифа и реальности в истории мы еще вернемся.
А пока только обнаженные факты. Нет, Генрик Гольдшмидт, известный всему миру как Януш Корчак, не был карасем-идеалистом. Это был достаточно жесткий человек, офицер-военврач, прошедший три войны. Книга «Как любить ребенка» писалась не в тиши кабинета и не в интернате, где его любовно облепляли детишки.
Поразительно, но книгу «Как любить ребенка» он набрасывал в короткие моменты передышек между хирургическими операциями под стоны раненых и разрывы снарядов в прифронтовой полосе. Нашел время и место для педагогического творчества…
Первая в его жизни война – русско-японская. Задумывалась как маленькая победоносная, а обернулась началом краха империи. Второй фронтовой опыт Корчак приобрел в годы Первой мировой войны, где врачи были поражены бессилием и моральным разложением царской санитарной службы. Не хватало лекарств, инструментов, дезинфицирующих средств и перевязочного материала. Бараки, которые должны были стать полевыми госпиталями, разваливались. Деньги, предназначенные на их ремонт, разворовывались. Взяточничество
Однако вернемся к запискам Старого Доктора. В 1915 году ему 35 лет! К этому времени он уже достаточно известный писатель и педагог.
Писательская цепкость глаза и литературный дар лишь помогали находить отточенные формулировки. К ежедневной письменной фиксации наблюдений за детьми Януш Корчак призывал как родителей, так и педагогов, объясняя последним, что «иначе их жизнь будет промотана зря». Поразительно, Корчак, впрочем, как и Макаренко, никогда не писал строго научных трудов, не защищал диссертаций. Однако на их книгах защищены сотни, если не тысячи диссертаций.
Его педагогическая мысль отливалась не только в литературную форму. Януш Корчак обладал редким даром материализации педагогических идей, поскольку был, как сказали бы сегодня, блистательным менеджером образования, способным в сжатые сроки четко организовать работу детского учреждения с невероятно сложным контингентом воспитанников. Тому есть неоспоримое доказательство.
В 1915 году, получив трехдневный отпуск, Корчак отправился в Киев, в интернат для детей. Интернатом руководила Марина Фальская, которая с трудом справлялась с детьми, чье сознание искалечила война. «Визит офицера, поляка, известного писателя, приехавшего прямо с фронта, воспитателя, понимавшего педагогические проблемы как никто другой, стал переломным моментом для всех. За три дня пребывания в киевском интернате Корчак преобразил хаотическую жизнь его шестидесяти обитателей. Из случайного сборища агрессивных анархистов они начали превращаться в демократическое сообщество. В начале своего визита он был втянут в дело тринадцатилетнего мальчика, которого обвиняли в краже часов и грозили выгнать из интерната. С помощью проверенной на Крахмальной (улице, где располагался детский дом Корчака в Варшаве. – Прим. Е.Я.) методики товарищеского суда: свидетелей, обвинителей, адвокатов и судей, которых выбирали из воспитанников, – удалось доказать невиновность мальчика, а заодно дать понять детям, что их права здесь уважают. Он помог им организовать самоуправление. Предложил свою излюбленную идею – издавать собственную газету, показал, как это надо делать, сам написал вступительный фельетон, позже присылал статьи с фронта. Днем он проводил время с мальчиками: расспрашивал об их прошлом, о судьбах, печалях, мечтах, советовал, поддерживал, придумывал игры, которые позволяли им хоть на минуту забыть о действительности. За эти три дня Корчак заразил Марину своей педагогической страстью, указал ей цель» [1] .
1
Ольчак-Роникер И. Корчак. Опыт биографии. М.: Текст, 2015. С. 251–252.
Человека, прошедшего через грязь и кровь войн, ежедневно и ежечасно наблюдавшего смерть, трудно представить педагогом-романтиком. Да Корчак таким и не был.
Первая мировая не последняя в его жизни. Впереди революция, Гражданская война и провалившееся наступление Красной армии на Варшаву. Поляки выстояли, чудом сохранив свою независимость. Такой обретенный в боях опыт диктует реалистическое, лишенное сантиментов отношение к жизни и воспитанию новых, входящих в нее поколений.
Да, Януш Корчак ясно видел горизонт воспитания, включающий в себя категорический императив Канта – существование звездного неба над головой и нравственного закона внутри нас, – но при этом никогда не отрывался от земли. Ибо был реалистом и отдавал себе отчет в том, что школа стоит не на Луне и его воспитанникам предстоит жить в реальном мире. «Мир уродлив, и люди грустны», – как сказал замечательный американский поэт Уоллес Стивенс. Из этого не следует, что бесполезно учить детей правде и прививать им вечные нравственные ценности. Но есть одно «но»: «Да разве может обойтись любовь к правде без знания дорог, которыми ходит кривда? Разве ты желаешь, чтобы отрезвление пришло внезапно, когда жизнь кулаком хама смажет по нашим идеалам? (Неожиданно жесткое выражение писателя-сказочника и рафинированного интеллигента. – Прим. Е.Я.). Разве, увидев тогда твою первую ложь, не перестанет твой воспитанник сразу верить во все твои правды? Если жизнь требует клыков, разве вправе мы вооружать детей одним румянцем стыда да тихими вздохами?