Все оттенки черного
Шрифт:
Анна рассмеялась своим чарующим, озорным смехом и легко побежала по лунной дорожке, вызывая целый фонтан блестящих брызг.
– Никто не может сравниться со мной!!
Холодная вода послушно приняла ее разгоряченное тело.
В спальне был полумрак: Вера специально не выключила один ночник, чтобы Константин не блуждал в темноте, и крепко спала, свернувшись калачиком на своей стороне широкой кровати. Снедаемый жгучей страстью, Куприянов быстро сбросил одежду, забрался под одеяло и нежно провел рукой по плечу жены:
– Вера.
Она сонно улыбнулась, пробормотала
– Вера!
Он взъерошил ее короткие каштановые волосы, поцеловал шею, нежно укусил в розовое ушко, провел рукой по бедру, но все было напрасно: женщина не просыпалась. Страсть горела в нем диким лесным пожаром.
– Вера!!
Константин раздраженно закутался в одеяло и повернулся к жене спиной. От черных четок, выпавших из кармана, по спальне распространился легкий, едва осязаемый аромат мускуса.
Страсть, разбуженная ночью, не отпускала ни на минуту.
Проснувшись, а он всегда просыпался ровно в половине восьмого без всякого будильника, Куприянов снова попробовал разбудить Веру. И снова безуспешно. Сонная жена лепетала что-то бессвязное, улыбалась, но упорно не желала открывать глаза.
«Приняла снотворное? – Константин знал, что Вера иногда употребляла его. – Может быть, вчера, после скандала, она специально наглоталась таблеток, чтобы я не мог ее добудиться?»
Раздраженный мужчина принял обжигающе холодный душ, но успокоения он не принес: Куприянов по-прежнему горел. Вернувшись в спальню, он еще раз попытался растормошить жену, но вскоре прекратил бесполезные попытки и начал одеваться.
Черные четки Константин положил в карман пиджака.
И всю дорогу до офиса задумчиво перебирал блестящие бусины, изредка улавливая исходящий от них легкий аромат мускуса.
Ювелирная компания «Куприянов» занимала прекрасно отреставрированный трехэтажный особняк на Пятницкой улице. В свое время Константину пришлось крепко постараться, чтобы выкупить это здание, памятник старой московской архитектуры. На его счастье, после семидесятилетнего красного варварства особняк находился в таком состоянии, что спасти его могла только срочная и дорогостоящая реконструкция. Константин нашел деньги, клятвенно пообещал, что дом примет первозданный облик, и городские власти пошли ему навстречу. Так сбылась очередная мечта Куприянова. Он выбрал Пятницкую не по соображениям престижа – «центр Москвы, знаете ли», – а по любви. Он обожал эту кривоватую улицу, обрамленную еще более кривенькими переулками, на которой местами еще сохранился дух старого Замоскворечья, дух купцов и меценатов. Константин вырос здесь, и потому, подбирая особняк для своей фирмы, он даже не рассматривал никакие другие варианты. Только здесь.
Страсть не отпускала его.
Продолжая мрачно перебирать черные четки, Куприянов поднялся на третий этаж, сухо кивнул расчесывающей волосы секретарше и прошел в свой кабинет.
– Леночка, сделай, пожалуйста…
– Кофе уже готов, Константин Федорович.
Впервые за все утро на губах Куприянова промелькнуло слабое подобие улыбки: Леночка всегда на лету угадывала его желания. Все желания.
Он бросил четки на стол и улыбнулся вошедшей в кабинет девушке.
– Спасибо.
На Леночке была тоненькая темная блузка, строгая юбка чуть выше колен, черные чулки и туфельки на высокой шпильке. Стройную шею украшало жемчужное ожерелье. Его подарок.
– У вас плохое настроение? – Она склонилась, ставя поднос с кофе на стол, и в вырезе блузки мелькнуло черное кружево лифа.
– Было плохое. – У Леночки была ладная спортивная фигурка: длинные стройные ножки, тонкая талия и красивые руки. Куприянова захлестнуло желание. – Было плохое, пока я не увидел тебя.
– Я так и поняла.
Она задержалась еще на секунду, а затем откинула с лица шелковистые светлые волосы и посмотрела на Константина:
– Что-нибудь еще?
Куприянов молча увлек Леночку к себе на колени и жадно впился в ее губы.
– Костя, дверь…
– Конечно. – Он выпустил девушку из объятий, но не сводил глаз с ее стройной фигурки.
Леночка игриво улыбнулась, быстро закрыла дверь в приемную, вернулась в кабинет и, остановившись в дверях, стала медленно расстегивать блузку. Куприянов ослабил галстук.
Неожиданно для самой себя Вера проснулась очень поздно, почти в половине двенадцатого, проспав и завтрак, и, что уж она совсем никогда себе не позволяла, утреннюю встречу с четырехлетней Наденькой.
Обычно, услышав, как поднимается Костя, как он тихонько выходит из спальни, осторожно прикрыв за собой дверь, Вера еще дремала какое-то время, недолго, минут пятнадцать-двадцать, поднималась, принимала ванну и выходила проводить Костю-младшего в школу. Правда, сейчас было лето, но она все равно поднималась – по привычке. Затем следовал легкий завтрак, который Ольга Петровна, экономка и домоправительница, накрывала в столовой, и после этого Вера шла будить Наденьку. Несмотря на то что к Наденьке была приставлена Клавдия Степановна, квалифицированная и опытная гувернантка, Вера всегда будила дочку сама, считая, что первая улыбка ребенка должна принадлежать матери, и никому более. Ну, может быть, отцу. И только. Вера сама расчесывала каштановые кудри дочери, такие же густые, как у Кости-старшего, сама одевала ее и отводила на завтрак, где и передавала в опытные руки Клавдии Степановны. Так было всегда, но не сегодня.
Сегодня Вера проснулась почти в половине двенадцатого. Отдохнувшая, посвежевшая, с ясной головой и прекрасным настроением. Она совершенно не слышала, как вечером вернулся, а утром уехал на работу Костя, не позанималась с дочерью. То ли от обиды за испорченный вечер, то ли из-за накопленной усталости, но Вера спала как мертвая, мгновенно отключившись, едва ее голова коснулась подушки.
И спала она крепко, без сновидений.
Открыв глаза, Вера блаженно потянулась, нежась на простынях, и улыбнулась, глядя, как солнечные лучи игриво скачут по спальне.
«Может, стоит почаще ругаться с мужем? – весело подумала она, наслаждаясь безмятежным бездельем. – Оказывается, вечерний стресс благотворно действует на организм».
Даже мысль о ссоре с Костей не вызвала у Веры обычной в таких случаях напряженности.
«Все будет хорошо. Просто вчера был трудный день для всех. Не наш день. Сегодня все иначе».
Вера поднялась, накинула легкий халат и выглянула в окно: Наденька под бдительным оком раскачивалась на установленных в саду качелях. Половина двенадцатого, через полчаса они направятся в бассейн.