Все предельно

Кинг Стивен

Неужели я? Нет, трагедия произошла в Азии, куда Папа отправился с очередной миссией мира, а я последние несколько недель не выходил за пределы Северо-Востока США. Но это мог быть я. Если бы на прошлой неделе заглянул в Пакистан, скорее всего, смерть Папы легла бы на мою совесть.

Две

недели, прожитые в кошмаре.

А потом, этим утром, мне кое-что прислали по почте. Не письмо (три или четыре я получил, все от Пага, но теперь он не пишет и я очень по нему скучаю), а рекламный буклет из «Кей-марта». Я уже собрался бросить его в мусорное ведро, когда из него выпал какой-то листок. С короткой надписью, печатными буквами. «ХОЧЕШЬ ВЫРВАТЬСЯ? — прочитал я. — ЕСЛИ ДА, ПОШЛИ СООБЩЕНИЕ: „НЕ СТОЙ ТАК БЛИЗКО КО МНЕ“ — ЛУЧШАЯ ПОЛИЦЕЙСКАЯ ПЕСНЯ».

Сердце у меня забилось быстро и часто, совсем как в тот день, когда я пришел домой и увидел репродукцию Рембрандта над диваном, где висели бархатные клоуны.

А под строчками кто-то нарисовал завитушку. Невинную такую завитушку, но одного взгляда на нее хватило, чтобы у меня пересохло во рту. Записка — настоящая, не чья-то шутка, завитушка из «БЛОКНОТА ДИНКИ» это доказывала, но кто прислал записку? И как отправитель узнал про меня?

Я вернулся в кабинет, шел медленно, в глубокой задумчивости. Записка, вложенная в рекламный буклет. Сие означало, что отправитель где-то близко. В этом же городе.

Я включил компьютер и модем. Набрал номер публичной библиотеки Коламбия-Сити, где так дешев Интернет… и можно не засветиться. Обычно все мои письма шли через «ТрэнКорп» в Чикаго, но в данном случае такой вариант не проходил. «Они ничего

не заподозрят, — подумал я. — Если я буду осторожен».

И, разумеется, если мне кто-то ответит.

Ответили. Мой компьютер соединился с компьютером библиотеки, на экране высветились меню. И, лишь на мгновение, кое-что еще.

Кривулька.

В нижнем правом углу. Лишь на мгновение.

Я отправил письмо насчет лучшей полицейской песни и добавил кое-что от себя: другую кривульку.

Я мог бы продолжить отчет, ситуация сдвинулась с мертвой точки и, думаю, все завертится очень быстро, но, полагаю, это небезопасно. Пока я говорил только о себе. Если продолжу, придется говорить о других. Но о двух моментах я не могу не упомянуть.

Во-первых, я сожалею о содеянном, даже о том, что сделал со Шкипером. Если бы мог, вернул бы все назад. Я не знал, что творю. Это жалкое оправдание, но другого у меня нет.

Во-вторых, я обязательно напишу еще одно особое письмо… самое особое.

У меня есть электронный адрес мистера Шарптона. И, что более важно, воспоминание о том, как он поглаживал свой любимый галстук, когда мы сидели в его большом, дорогом «мерседесе». С какой любовью проходился ладонью по шелковым мечам. Так что, как вы понимаете, информации о нем у меня достаточно. Я знаю, что нужно вставить в его письмо, как сделать его предельным. Я могу закрыть глаза и увидеть одно слово, пытающее в темноте под моими веками, пытающее, как огонь в ночи, смертоносное, как стрела, попавшая в глаз, и это единственное слово, которое все и решит, —

ЭКСКАЛИБУР.