Все приключения мушкетеров
Шрифт:
– Платка?
– Да.
– Превосходно! сказали другие два гвардейца, – суд царя Соломона! Арамис решительно мудрец!
Молодые люди засмеялись и дело, разумеется, не имело других последствий. Минуту спустя, разговор прекратился; три гвардейца и мушкетер, пожав друг другу руки, отправились – гвардейцы в одну сторону, Арамис в другую.
– Вот минута помириться с этим любезным молодым человеком, сказал сам себе д’Артаньян, который стоял немного в стороне во время последнего разговора их; и с этим намерением подошел к Арамису, удалявшемуся, не обращая
– Милостивый государь, сказал он, – я надеюсь, что вы извините меня.
– Ах, сказал Арамис, позвольте – заметить вам, что вы поступили в этом случае не так, как следовало бы светскому человеку.
– Как, вы полагаете, сказал д’Артаньян.
– Я полагаю, что вы не глупы, и что хотя вы приехали из Гасконии, но знаете, что без причины не наступают на носовой платок. Черт возьми, Париж не вымощен батистом!
– Вы напрасно хотите оскорбить меня, сказал д’Артаньян, сварливая натура которого взяла верх над мирным расположением: – правда, что я из Гасконии, а Гасконцы, как вам известно, нетерпеливы, так что если Гасконец раз извинился, хотя бы в глупости, то он уже убежден, что сделал вдвое больше чем бы следовало.
– Я сказал вам это не для того, чтобы хотел ссориться с вами, отвечал Арамис: – благодаря Бога, я не забияка и, будучи мушкетером только на время, дерусь только по принуждению и всегда очень неохотно; но на этот раз дело важное, потому что вы скомпрометировали даму.
– То есть мы скомпрометировали ее, сказал д’Артаньян.
– Зачем вы были так неловки, что отдали мне этот платок?
– Зачем вы уронили его?
– Повторяю вам, что платок выпал не из моего кармана.
– Так вы два раза солгали, потому что я видел, как вы его уронили.
– А! вы начинаете говорить другим тоном, господин Гасконец, так я научу вас общежитию.
– А я отправлю вас в ваш монастырь, г. аббат. Не угодно ли вам сейчас же обнажить шпагу.
– Нет, пожалуйста, друг мой, не здесь по крайней мере. Разве вы не видите, что мы стоим против дома д’Егильона, наполненного кардинальскими тварями. Кто уверит меня, что кардинал не поручил вам доставить ему мою голову? А я дорожу своею головой, потому что она, как мне кажется, очень хорошо подходит к моим плечам. Успокойтесь же, я хочу вас убить, но без огласки, в закрытом месте, где вы не могли бы ни перед кем похвалиться своею смертью.
– Я согласен, но не надейтесь на это; возьмите свой платок, принадлежит ли он вам, или нет, может быть он вам понадобится.
– Вы Гасконец? спросил Арамис.
– Да, Гасконец, и не откладываю дуэли из осторожности.
– Осторожность – добродетель, бесполезная для мушкетеров, но необходимая для духовных, и так как я мушкетер только на время, то и хочу быть осторожным. В два часа я буду иметь честь ожидать вас в доме де-Тревиля; там я назначу вам место.
Молодые люди раскланялись, потом Арамис пошел по улице, ведущей к Люксембургу, между тем д’Артаньян, видя что время приближается, отправился по дороге к монастырю Кармелиток, рассуждая: – решительно я не возвращусь оттуда; но если я буду убит, то по крайней мере буду убит мушкетером.
V. Королевские мушкетеры и гвардейцы кардинала
Д’Артаньян никого не знал в Париже, и потому он пошел на свидание с Атосом без секунданта, решившись удовольствоваться теми, которых выберет его противник. Впрочем, он решительно намеревался извиниться прилично, но без слабости, перед храбрым мушкетером, опасаясь, что эта дуэль будет иметь для него неприятные последствия, бывающие тогда, когда человек молодой и сильный дерется с ослабевшим от ран противником: если он будет побежден, то это удваивает торжество его соперника, если же останется победителем, то его обвинят в преступлении и неуместной храбрости.
Впрочем, если мы верно описали характер нашего искателя приключений, то читатель должен был уже заметить, что д’Артаньян не был человек обыкновенный. Повторяя сам себе, что смерть его неизбежна, он решился умереть не потихоньку, как бы сделал на его месте другой, менее храбрый и умеренный.
Он рассуждал о разных характерах тех лиц, с которыми ему предстояло драться, и начал понимать яснее свое положение. Он надеялся посредством приготовленных извинений приобрести дружбу Атоса, важный и строгий вид которого ему очень нравился.
Он льстил себя надеждой напугать Портоса приключением с перевязью, которое, если он не будет убит, то может всем рассказать; а рассказ этот, пущенный в ход кстати, выставил бы Портоса с смешной стороны; наконец, что касается до угрюмого Арамиса, он его не слишком боялся; думая, что если дело дойдет до него, то он отправит его на тот свет прекрасным, как он есть, или, по крайней мере, ударит его в лице, как Цезарь приказывал делать с солдатами Помпея, повредит навсегда красоту, которой он так дорожил.
Притом д’Артаньян обладал неистощимым запасом решимости, положенным в сердце его советами отца, сущность которых заключалась в следующем:
«Не переносить ничего ни от кого кроме короля, кардинала и де-Тревиля», и потому он скорее летел, чем шел к монастырю Кармелиток; это было здание без окошек, окруженное пустыми полями и служившее обыкновенно местом для свидания людей, не любивших терять времени.
Когда д’Артаньян дошел до небольшого пустопорожнего места возле этого монастыря, Атос уже дожидался его, но не более пяти минут, и в это самое время било двенадцать часов. Следовательно, он был аккуратен, и самый строгий блюститель дуэлей не мог бы упрекнуть его.
Атос, все еще жестоко страдавший от раны, хотя снова перевязанной хирургом де-Тревиля, сидел на меже и ждал своего противника с видом спокойного достоинства, никогда его не покидавшим. При виде д’Артаньяна он встал и вежливо сделал несколько шагов ему на встречу. Тот, с своей стороны, приближался к противнику со шляпой в руке, перо которой касалось земли.
– Милостивый государь, сказал Атос, – я просил двух друзей моих быть моими секундантами, но они еще не пришли. Удивляюсь, что они опаздывают, это не в их привычках.