Все продается и покупается

На редкость морозная погода установилась в первых числах декабря. Столбик термометра после теплой дождливой осени неожиданно опустился до минус двадцати. Холод сковал промокшую землю, превратил в каток асфальт тротуаров. Ветер завывал в проводах, стучал обледеневшими ветками деревьев, возил поперек улиц нехорошую колючую поземку – пригоршни мелкого снега вперемешку с пылью.

Снега едва хватало, чтобы присыпать впадинки на вскопанных клумбах в скверах и парках, прикрыть следы человеческих ног и собачьих лап, впечатавшихся в грязь и замерзших с ней до весны.

Холод быстро утомил всех. Не успевшие привыкнуть к нему люди старались меньше бывать на улице и, как всегда, с интересом слушали сводки погоды, ожидая снегопада и потепления.

Снегопад случился вечером пятницы и нагрянул, как стихийное бедствие. Во второй половине дня небо затянуло плотными облаками, ветер стих и с наступившей темнотой пал на город снег. Он валил настолько густо и такими крупными, сухими хлопьями, что мешал дышать и смотреть. И идти по нему было трудно, как по глубокому сыпучему песку.

Двое мальчишек, из тех, которым все нипочем, а уж снегопад-то – просто мелочь какая-то, забава и не более, субботним вечером встретились для того, чтобы совершить поход в окрестности рукотворной резиновой горы и посмотреть, как там: не сдвинуты ли ветром или каким неведомым врагом пласты автопокрышек, не нарушены ли ходы в их толще, с большим старанием проложенные заранее в ожидании зимы и снега. После снегопада они превратятся в пещеры, скрытые от глаз людских, никому не ведомые, кроме их хозяев. Нет, что бы ни говорили родители, а житье на краю города все-таки имеет свои преимущества!

– Антоха, привет!

– Сам привет, я уж знаешь сколько тебя тут дожидаюсь!

И впрямь, Антоха напоминал снеговика, столько снега налипло на его куртке и брюках, натянутых штанинами на валенки. Валялся Антоха от нечего делать, дожидаясь друга, – да разве устоишь перед тем, чтобы не окунуться с головой в пушистые сугробы, не виданные с прошлого года?!

– Фонарь не забыл?

Вовка, стянув рукавицу, достал из-за пазухи круглый, блестящий и длинный фонарик с фарой пошире ладони взрослого человека. Включил его, приставив к подбородку, и оскалился.

– Взя-ал!

Его лицо, освещенное снизу, привиделось маской из фильма-ужастика.

– Из-за него и опоздал. Отец в сарай ходил, да задержался. Искал чего-то. Пошли!

Ребята двинулись по окраинной улице,

– Во сыпет! Может, не пойдем сегодня? – предложил быстро упыхавшийся Вовка. – До теплиц-то еще топать и топать и все по полю.

– Нет, давай как решили. Ты что! Вспомни, как летом на великах за минуту дотуда доезжали.

– Так то летом.

– Не дрейфь! – Антон, развернувшись, хлопнул Вовку по спине, да так, что тот споткнулся и едва не рухнул плашмя на дорогу.

– Сейчас разогреемся, жарко будет! – остановил Антон миролюбивым тоном и жестом готового в отместку броситься на него Вовку. – А как дойдем и залезем в главную галерею, отдохнем и покурим. У меня сигареты с собой!

Это окончательно решило дело и уничтожило все Вовкины сомнения.

– А спички? – спросил он, и то только для того, чтобы оставить за собой последнее слово.

Вместо ответа Антоха хлопнул себя по боку.

Заборы кончились, и мальчишки вышли в поле, к проселочной дороге, вконец разбитой еще с осени колесами грузовиков. Ветерок здесь чувствовался основательней; мело, и глубокая колея, до краев засыпанная снегом, при каждом неосторожном шаге била мерзлыми кочками по подошвам подшитых валенок. Ребята попробовали выключить фонарь и идти без света; тьмы не было, не то что осенью – бело кругом. Но и жутковато. Едва попривыкли глаза, стало казаться, что от города они – хотя вот он, обернись только – за тысячу миль, и дорога, по которой идут, ведет в никуда, и что не найти их теперь, не спасти никому на свете.

Первым проняло Антона.

– А ну ее, Вовк! – махнул он рукой, стараясь придать своему голосу бесшабашность, как у героя вестерна. – Давай, включай свою фару, а то камни под ноги лезут!

– Давай! – согласился тот. – Далеко еще?

Впереди, как из тридевятого, но не доброго царства глухо доносился редкий собачий лай с басовитыми подвываниями. Идти оставалось совсем недалеко.

Замело Тарасов. Замело за сутки так, что встал транспорт, и старушки в очередной раз стали поговаривать о близящемся конце света и втором пришествии. Хорошо еще, что произошло это под выходные и многие дела можно было отложить на потом, перенести на более благоприятное в погодном отношении время. Только крайняя необходимость могла погнать из дома в такую погоду. Даже псы жались по подворотням, подъездам и другим своим укромным углам.

Безлюдно на улице. Одна я из природного, видно, упрямства пробиралась, увязая в сугробах, по ставшей труднопроходимой улице, пряча лицо за широким воротником.

В самом деле, не менять же планы из-за какого-то снегопада, пусть даже сильного, первого и долгожданного. Даже то обстоятельство, что передвигаться приходится пешком, не смогло заставить меня позвонить Анохиной, извиниться и остаться дома. Хотя, если по правде, на улицу меня выгнало одиночество. Безрадостная перспектива на весь вечер остаться одной в четырех стенах, в той особенной, тоскливой тишине, которую не разрушить никакими теле– и радиоприемниками, не скрасить книгами и игровыми сражениями в личном компьютерном казино.