Все пропавшие девушки
Шрифт:
Так она вела себя не только с Джексоном – с нами тоже. Постоянно выясняла, насколько глубока наша преданность.
– Коринне нравилось проверять Джексона, – сказала я. – И остальных. А он все равно ее любил.
Эверетт вскинул бровь.
– И такую девицу ты называешь лучшей подругой?
– Да, Эверетт. Коринна была отчаянная и необыкновенно красивая. Мы дружили с пеленок. Глубже, чем она, меня никто не знал и не понимал. А это не пустой звук.
– Тебе виднее.
Эверетт уткнулся в компьютер, весь такой хладнокровный, такой собранный; а меня затрясло от возмущения.
Он ведь
Тайлер, кстати, тоже не понимал. Из-за него-то мы с Коринной и отдалились друг от друга. Это было на зимних каникулах в выпускном классе. Коринна затащила меня на вечеринку. Я упиралась – главным образом потому, что знала: там будет мой брат. «Только Тайлеру не говори, – велела Коринна. – Устроим сюрприз». Отправила меня вешать куртки, и оттуда-то, из гардеробной, я увидела: Коринна метнулась к Тайлеру. Тот сидел на ступеньке своего пикапа, задний борт был откинут, длинные ноги болтались в воздухе. Тайлер оттолкнул Коринну – не грубо, но твердо, и Коринна отлетела к соседней машине, ударилась.
– На бытовое насилие тянет, ты, козел, – бурчала она, потирая ушибленный бок.
Вокруг собирались любопытные. Я к тому моменту была на стоянке.
– Зря стараешься, – сказал Тайлер.
Его глаза прочесывали толпу, искали меня. Нашли. Зафиксировались. Он прошел ко мне, расталкивая поперечных; повел меня в дом. Коринна осталась жаловаться всякому, кто соглашался слушать.
– Тебе и правда было интересно, как я поступлю? – спросил Тайлер и добавил о Коринне: – Ишь, нашла себе кролика подопытного. Смотри, Ник, никогда так со мной не поступай.
– Я и не поступаю. Я про ее план не знала.
Он прищурился на толпу, остановил взгляд на Коринне. Она в ответ сверкнула глазами.
– Вы с ней подруги, Ник.
«Правда или вызов». «Вызов. Вызов. Всегда выбирай вызов».
«Тик-так, Ник».
Когда вечеринка закончилась, я набросилась на Коринну. Тайлер ждал у выхода.
– Какого черта ты это сделала?
Коринна невозмутимо улыбнулась.
– Ну ты ведь должна была знать. Теперь знаешь.
Она потерла руку, подалась ко мне, поймав взгляд Дэниела.
– Скажи по секрету, Ник: у него все броски такие мощные?
Это было за шесть месяцев до Коринниного исчезновения.
Я стала отдаляться от нее. Постепенно, по чуть-чуть. Восемнадцать лет – грань, за которой начинается взрослость.
Я что-то проворонила. Так я все и подала Эверетту. Я не отвечала на Кориннины звонки, если в это время была с Тайлером. Когда она являлась без предупреждения, когда уверяла, что мы с ней планировали нечто, я ее гнала. Торопилась к Тайлеру.
Я отводила глаза – и в какой-то момент Коринна исчезла.
Воображаемую коробку из полицейского участка заполнили эпизоды – свидетельства очевидцев, домыслы обывателей.
Туда, в официальное досье, отправился случай на стоянке, когда Тайлер толкнул Коринну.
Многие видели, как Байли целовала Джексона – этот факт тоже пополнил копилку.
Но были и другие факты, другие эпизоды, до «коробки» не дошедшие. Сколько – никто не считал. Слишком личные, слишком интимные, чтобы раскрывать их следствию. К примеру, я накрепко зафиксировала в памяти Кориннин шепот (вылазка в лес с ночевкой, палатка, мы в спальных мешках, плечом к плечу). Или вот еще: однажды в гостиную влетела птица, а Коринна не вздрогнула, лишь глаза закатила. Метнулась в гараж за лопатой, шарахнула птицу об асфальт подъездной дорожки, надавила, не поморщившись. Шорох крыльев преследовал меня не одну неделю – как и Кориннино «Добро пожаловать», обращенное к мертвой птице.
Или взять отдых в кемпинге, перед выпускным классом. Коринна затащила меня в летний душ, в одну кабинку с собой («Надо же, какие мы стыдливые!»); устроила из этого целое шоу. Дверь кабинки до земли не доходила, виднелись наши голые ноги. Одежду Коринна перекинула через перегородку. Попросила: «Спинку не намылишь?» – настолько громко, что кто-то из наших ребят присвистнул. И повернулась спиной – медленно, чтобы я увидела шрамы: косой, от позвоночника к лопатке, и еще один, пониже, тонкий, четкий, словно от лезвия. Я промолчала. Просто взяла мыло и стала мылить ей спину, стараясь не касаться шрамов. Так и не спросила, кто их оставил – Джексон, отец или кто другой. Коринна хотела, чтобы я знала о шрамах, чтобы не могла от них отмахнуться.
Из душа мы вышли вместе, одежда липла к влажной коже. Джексон меня чуть взглядом не испепелил. Я этот взгляд до конца отдыха ощущала.
Исчезнув, Коринна превратилась в легенду. Но была-то она просто восемнадцатилетней выпендрежницей. Наивно полагала, что под нее весь мир прогнется. Наверное, мучилась, впервые поняв, что мир этого не сделает.
Эверетт распахнул окна. Старые рамы скрипнули, сопротивляясь, бумаги на столе затрепетали, зашуршали словно крылья.
До вечера я заворачивала родительский сервиз в старые газеты и таскала коробки в машину, чтобы везти к Дэниелу. От типографской краски пальцы почернели. Когда настало время ехать на ужин, я закрыла окна, распахнутые Эвереттом, и по два раза проверила блокираторы.
– К ночи в доме пекло будет, – сказал Эверетт.
– К ночи всегда становится прохладно и сыро, – возразила я. – Здесь же горы. Иди, заводи мотор, включай кондиционер. Пусть машина остынет.
Со двора донесся шум мотора. Я выглянула в кухонное окно, притащила табуретку, зафиксировала ею заднюю дверь. Если в дом снова попытаются проникнуть, я буду знать. Либо табуретка будет сдвинута, либо окно открыто.
Я буду знать.
Пока Лора открывала нам дверь, пока я знакомила ее с Эвереттом, Дэниел тер себе шею сзади, будто его постигла жестокая судорога. Лора же вела себя как истинная южанка, приветливая и гостеприимная. Чтобы обнять ее, теперь надо было зайти сбоку – настолько вырос живот. Эверетт примеривался так и этак, наконец преуспел; Лора все это время удерживала на лице лучезарную улыбку.
– Я столько о тебе слышала! – сказала она Эверетту.
Распухшие пальцы коснулись его затылка, щека – его щеки.