Все против всех
Шрифт:
— Я попал в аномалию, а та оказалась временным порталом, или окном — и въехал прямиком в кусты и деревья, ведь тут дорогу не проложили, ее только при колхозе провели, как и столбы с проводами поставили. Значит, это прошлое — но какое время, прах подери?! Гадать бессмысленно, надо идти в деревню и выяснить, только и всего!
Князев стукнул кулаком по ладони, встал, ружье привычно оттягивало плечо, и пошагал обратно. Но стоило ему выйти на проселок, как из-за рощи разом вышли люди — весьма колоритные персонажи, одетые в «старозаветные одеяния». Как это писали в книгах — рубища, тряпье и лохмотья. А по профессии, судя по одежке, то ли нищие, либо разбойники. Скорее последние, так как в
Глава 5
Это были не артисты, а живые люди, одетые в тряпье — с изможденными от постоянного недоедания серыми лицами, со страшными провалами беззубых или щербатых ртов — о стоматологии здесь явно не имели представления. О возрасте судить было трудно — грязные и косматые, заросшие бородами, кроме двоих — один низенький и худой, явно мальчишка, другой покрепче на вид, но молод — подбородок в пушке, еще не брился ни разу. Зато остальная пятерка выглядела колоритной — в рванине, в лаптях, грязные до омерзения мужики. У двух обильная седина, изможденные лица — но явно не старики, просто жизнь хорошо потрепала.
— Стоять! Дубины и колья бросить на землю!
Иван поднял левую руку, властно отдал приказ — все же армия за плечами и командовал взводом давно. А сам впился глазами в подходивших мужиков — он их не боялся, слишком примитивным выглядело оружие. Хотя это не означало, что им не умеют пользоваться, но тут гадать не нужно, главное выцепить плавные движения, выдающие опытных бойцов, привыкших всегда беречь свои силы и впустую их не растрачивающих. Но таковых не заметил, а потому решил действовать грубо и жестко, так как бандиты и не думали останавливаться, а перли прямо на него.
— Стоять! Поубиваю на фиг!
Ответом был дружный хохот, но к его удивлению мужики остановились, и дреколье опустили.
— Зело суров воевода, токмо жабью шкурку зачем одел?!
— А так квакать сподручней…
— Конь куда девался? О двух копытах скачешь, михирем погоняя!
Посыпались еще слова, половина непонятных, и явно оскорбительных, судя по неприличным жестам. Ему без толики страха показывали, что начнут с ним делать на противоестественный манер, как только побьют. От такого неприкрытого хамства Иван остолбенел, понимая, что насчет «попадания» в прошлое он правильно предположил, и, судя по всему в допетровские времена, так как «служивого» в нем не признали. Но следующие слова расставили все по местам — здесь понятия не имели насколько опасно его ружье.
— И пищалью своей не пугай, огонь почто не вздул и фитиль не запалил?! Лях ты, морда твоя скобленая, да и говоришь плохо! И сабля твоя где?! Отобрали! Ответствуй как на духу, нехристь — за кого ты?!
— Ты кто таков, жук навозный, чтобы мне тут «предьявы» кидать? Жить всем надоело?! Эта пищаль без горящего фитиля стрелять может, я вас тут всех насмерть положу, обосраться не успеете…
Договорить Князев не успел — сразу двое мужиков бросились на него. Один поднял над головой дубину, другой бежал с колом в руках, явно желая воткнуть в живот заостренное жало. Тело тут же отреагировало на вбитых рефлексах — прижал приклад к плечу, а палец вначале тронул один спусковой крючок, выдав из верхнего чока добрую порцию вязаной картечи прямо в искаженное лицо «копьеносца». Затем перевел ствол на другого отчаянного, но глупого бандита, и нажал на второй спуск, прогремел выстрел. Тяжелая пуля Мейера из нижнего получока здоровенного кабана валит, а человека просто отбросило, швырнуло на траву.
Был бы сейчас в руках автомат — положил всех одной очередью. Никакого сожаления в душе не
— Вам что непонятно?! Дубье на землю, псы! Поубиваю к еб…ной матери, сучьи твари! На колени встали! И живо, а то в миг всех вас тут в скорбные тушки превращу, гавкнуть не успеете!
Пятеро оставшихся стоять мужиков оторопело смотрели на убитых подельников, бездыханно лежащих на земле, даже в конвульсиях не бились. Да и куда там им до кабана — сразу наповал положил. Это не пуля «калаш» 5, 45, а 12-й калибр, свинца на 32 грамма, «останавливающее действие» жуткое, крупнокалиберный агрегат на 18,7 мм, больше «Утеса».
— Не убивай, боярин!
— Помилосердствуй…
— Отпусти душу на покаяние, не губи, боярин!
— Христом богом молим, пощади!
Мужики попадали на землю, стоило только навести на них ружье — моментально оценили, что такая «пищаль» наделать может. А страх смерти серьезный стимул, древний, как и инстинкт самосохранения. Тут в зародыше голосом давить любую мысль о сопротивлении нужно. Любая толпа вооруженному человеку, что убивать не боится, сразу подчиняться станет, стоит только хорошо рявкнуть на нее. Просто нужно им сразу место указать, а «непонятливых» немедленно убить — зато другие враз покорными станут. А тут, судя по всему, времена незамысловатые и простые, никаких конвенций нет, как и понятий о гуманизме и толерантности.
— Служить мне будете?
Вопрос вырвался непроизвольно, просто в этот момент Иван подумал, что эта пятерка запросто может выволочь мотоцикл на проселок, там всего метров двести. Топор имеется, березки и кусты подрубить можно, проложить путь за час — бросать свой мотоцикл Князев не собирался. Большую ценность представляет для него в нынешних обстоятельствах.
— Год сейчас какой? Ну «лето»?
Задав вопрос, сразу же поправился Иван, вспомнив школьные уроки по истории. Ответом были недоуменные взгляды, а потом один из седобородых осторожно ответил, смотря на него собачьим взглядом.
— Ась?! Теплынь, боярин, мужики хлебушко сеять вскорости будут, озимые всходят ужо, — при упоминании хлеба все пятеро дружно сглотнули, умоляюще посмотрели на него.
— В деревне хлебушка не дали? Прогнали?
Он кивнул на рощу, за которой должно было находиться его родное село. И к его радости в ответ все дружно закивали, а седобородый запричитал, ухватившись грязными пальцами за бороду.
— Смертным боем грозились побить, если не уйдем. Монастырю подати платят, не боятся — из лавры служилые подъехать могут.
Иван призадумался, и решил немного подкормить эту кодлу по методу Остапа Бендера, когда тот потчевал в столовой Шуру Балаганова…
Глава 6
— Прости, боярин, не со зла мы. Какие с нас тати, когда брюхо от голода подвело. Это все «приблудные», коих ты жизни лишил, окаянство удумали, а мы христарадничали, когда боярин наш Андрей, по роду Телятьевский, всех холопов на погибель из усадьбы выгнал, — старик хлюпнул носом и стал загибать заскорузлые пальцы, шевеля губами. Иван же усмехнулся, прекрасно понимая, что встретился с обычными доморощенными «гопниками» — причем неудачниками. Те, как по рылу получат, и в полицию попадут, сразу же скулить жалостливо начинают — не мы такие, жизнь такая, бес попутал, не хотели, втянули против воли, пожалейте. Доводов много найдут, чтобы оправдаться — века проходят, а люди не меняются.