Все пули мимо
Шрифт:
— Чё-орт! — скрежещет зубами генерал. — Говорил же, что технику переоснащать надо! Десять лет эта ракета на боевом дежурстве, а другие по возрасту ещё старше… Где взрыв был?
— Где-то над Белоруссией… — продолжает оператор информацию с дисплеев считывать. — В районе Слуцка…
И посреди этой неразберихи дверь в аппаратную распахивается и вбегает порученец. Бледный, запыхавшийся, словно с места происшествия, то бишь взрыва ядерного, бежал, чтобы о неудаче нашей весть прискорбную быстрее донести.
— Борис Макарович!.. Борис Макарович… — полушёпотом-полукриком ко мне обращается.
Выхожу я из ступора после «спектакля» Пупсика, глаза ослепшие пальцами тру. В голове неразбериха полная. Что же это ты, пацан, со мной такое утворил? Какую дату знаменательную в моей биографии испоганил…
— Ну? Что ещё? — вопрошаю голосом убитым.
— Усадьба… ваша… Борис Макарович… горит… — судорожно выдыхает порученец.
— Как?! — вскакиваю со стула, сразу обстановку уяснив. Только этого мне не хватало! Сколько же пацан, паршивец этакий, энергии на ракету потратил, чтобы усадьба, по последнему слову противопожарной техники оборудованная, загорелась?!
— Как? — переспрашивает ошарашено порученец и глаза выпучивает. — Сильно…
Застываю я столбом соляным, с Пупсиком связаться мысленно пытаюсь. Никакого ответа! Оглядываюсь я тогда на Сашка и командую:
— На усадьбу. Быстро!
Куда только имидж государственного секретаря с Сашка линяет. Будто «шестёрка» на побегушках срывается с места и за дверью исчезает. Нет, всё-таки добротно пацан преданность ко мне в мозги ему впаял, а то я в последнее время уж и сомневаться в Сашке начал.
— Меня подожди! — ору вслед.
Навязчивые кошмары, если их не лечить, рано или поздно вызревают в притягательную идею фикс. Приблизительно то же самое произошло в сознании Пупсика. Выполняя желания Пескаря, он столь часто погружался в ледяную пучину Бездны, что её ужас стал неотъемлемой частью его жизни. Причём настолько, что порой казалось, будто Бездна и есть его настоящая среда обитания, а реальный мир — лишь эфемерный пресный сон. И ещё в одном утвердился Пупсик — встреча со звёздным драконом неизбежна. Точно так человек с неустойчивой психикой постепенно, капля за каплей, собирает в сознании всё больше и больше аргументов в пользу абсолютной никчемности своего существования и приходит к самоубийству.
Любая деятельность, будь то физический труд портового грузчика или умственные потуги литератора (скажем, по написанию этого романа), требует вознаграждения. Либо, для грузчика, материального — в виде зарплаты, либо, для автора, морального — публикации романа (рассчитывать на материальное вознаграждение автору в наше время просто смешно). Пупсик же за свою «работу» не получал практически ничего. Да, сейчас многие считают, что быть сытым, одетым, иметь крышу над головой — уже счастье. Но речь здесь идёт не о минимальных условиях человеческого существования, а о соразмерной компенсации затраченных сил и энергии. Жизнь ради еды и тепла достаточна лишь для животного…
А Пупсику была крайне необходима духовно-энергетическая поддержка, причём настолько большая, что никто на Земле её дать не мог. Благодарность же Пескаря, энергетика его радости по поводу свершения его желаний оказались всего лишь мизерными крохами того тепла, которое могло согреть Пупсика в ледяной пустыне Бездны. Даже огненное дыхание звёздного дракона, опалявшее сознание в минуты экстремального пика комы, давали ему тепла больше, чем благодарность Пескаря. Поэтому всё чаще и чаще Пупсику приходила на ум страшная мысль — не таиться в Бездне, а открыться дракону, чтобы, сгорев в пламени его дыхания, наконец-то согреть выстуженную ледяным холодом душу.
И всё же он до последнего цеплялся за безразличный к нему, неблагодарный реальный мир, из последних сил пытаясь отодвинуть неизбежную встречу с чудовищем Бездны. Предвидение последствий близкой спонтанной ядерной реакции всколыхнули память, и Пупсик вспомнил, что было с ним до того, как он появился в этом мире. Тогда он спасся от преследования дракона благодаря аварии в ядерной лаборатории. Каким-то чудом он успел вовремя проскользнуть в межпространственную щель, на мгновение образовавшуюся между Бездной и трёхмерным миром, и очутился в относительной безопасности на Земле в строении номер семь. Воспоминания об этом событии были смутными, нечёткими, как ложная память, ибо никому не дано знать, кем мы были до того, как пришли в этот мир, и что с нами будет, когда его покинем. Скорее всего, и представление Пупсика о Бездне было игрой больного воображения, но именно ложная память утвердила его в мысли, что при близком ядерном взрыве образуется уже не щель между мирами, а огромный пролом, сквозь который дракон его легко обнаружит.
Поэтому Пупсик как мог, насколько у него хватало сил, пытался увести ракету подальше от цели. И не надо приписывать ему высокие нравственные мотивы, якобы подтолкнувшие спасти миллионы человеческих жизней. Не владел Пупсик моральными категориями — некому было их в нём воспитать. Спасал он себя, и только себя. Но когда понял, что не в его силах изменить курс ракеты, он, страшась неизбежной встречи, но ещё больше боясь ожидания её, сам рванулся навстречу дракону и взорвал ядерные боеголовки.
Взрыв в клочья разорвал межпространственную перегородку… И случилось неожиданное.
Не было в этот раз медленного проникновения в бездонную пустоту с её холодом абсолютного нуля. И не было мрака. И не было ужаса. А был свет, было тепло и был дракон, блистающий чешуёй. И был он прекрасен.
— Я нашёл тебя, Поводырь! Иди ко мне! — победным гласом возвестил дракон. Однако не диссонансный, режущий слух вой труб Судного Дня звучал в голосе дракона, а стройный серебряный звон литавр Великого Торжества.
Неодолимая сила увлекла Пупсика к дракону, но не к его огнедышащим пастям, а туда, где раздвинулись его шеи, и Пупсик увидел своё МЕСТО. Без тени страха Пупсик уселся между двух голов чудовища и почувствовал, как его плоть начинает срастаться с плотью дракона. И когда Пупсик и дракон соединились, возникло новое существо, и оно ликующе засмеялось. Ибо наконец-то объединились творческая потенция и животворная сила, воплотив в себе вершину стремлений любого Разума. Трёхглавый дракон распростёр свои сверкающие звёздами крылья, и трудно было сказать, новое ли это существо или старая Вселенная…