Все романы (сборник)

Войнич Этель Лилиан

В глубине души его давно уже злила доброжелательная снисходительность местных лордов и сквайров. С тех пор как он начал думать об этом, он всегда чувствовал, что он, сын раrvenu [145] , имеет больше права на землю, теснее связан с ней, чем любой Мерием или Монктон. Правда, его отец принадлежал к «вульгарным нуворишам», к наглым чужакам, присутствие которых в графстве терпели только по необходимости. Но правда и то, что как человек — Да и как хозяин — он был лучше любого из этих надменных сквайров, которые презрительно его сторонились. Разумеется, он скверно ездил верхом, боялся собственного ружья и был легкой мишенью для насмешек. Но тем не менее у всех его арендаторов было вдоволь чистой питьевой воды,

и крыши у них не текли, чего нельзя было сказать о многих других поместьях. И кроме того, он любил в Бартоне каждый прутик, каждый камешек.

145

Выскочка (франц.).

Однако у человека, кроме отца, есть еще и мать, а мать Генри носила фамилию Бартон. Впрочем, и с этой стороны его кровь не была голубой — предки его матери снимали шляпу перед герцогом. Но они владели своей землей гораздо дольше, чем герцогская семья своей; они так долго работали, жили и умирали на этой земле, что в конце концов она завладела ими.

Она завладела и Генри. Этого нельзя объяснить, это можно либо понять, либо не понять. Жизнь фермы, ее звуки, ее запахи — сваленного в кучу навоза и скошенного сена, лошадиного пота, вспаханной земли и пенящегося в ведрах парного молока — стали частью Генри, вошли в его плоть и кровь. Бартон был смыслом и — чего он не знал — причиной его существования.

Богатство Телфордов было нажито торговлей, и далеко не всегда почтенной. Даже отец Генри в молодости был ливерпульским работорговцем, хотя и не по своей воле. Его семья издавна занималась торговлей с Вест-Индией, и другого ремесла он не знал. Когда он был еще подростком, отец, зверскими побоями и грубыми насмешками давно уже сломивший его волю, сделал его своим агентом в деле. Когда он был юношей, они от торговли товарами постепенно перешли к торговле людьми, и он — сам безвольный раб — покорно выполнял свои обязанности. Освобожденный наконец неоплаканной смертью старого тирана от ненавистной работы, которой он с отвращением занимался в течение двадцати лет, робкий пожилой холостяк навсегда оставил Ливерпуль и все, что было с ним связано. Потом он отправился покупать за свои деньги право на вход в волшебный мир, о котором грезил все тяжкие и постыдные годы своей растоптанной юности. В этом мире субботнею покоя, резвящихся ягнят и выращивания роз изысканность должка была идти рука об руку с добротой, светскость с великодушием.

Одно за другим ему предлагали «подходящие имения», от которых он печально отказывался. Наконец, проезжая через глухой уголок западного Уорикшира, он увидел воплощение своей мечты: старинный дом из красного кирпича — длинный и низкий, фруктовый сад, рощицу с фиалками и амбар времен первых Стюартов. Квадратная серая колокольня нормандской деревенской церкви виднелась сквозь зелень сада; перед усадьбой сочные луга спускались к извилистой речке. Едва увидев ферму Бартонов, он уже не мог думать ни о чем другом. Он робко навел справки.

Нет, усадьба пока еще не продастся, но, как ни печально, всем известно, что этого не избежать. Семья Бартонов всегда пользовалась большим уважением в здешних местах, хотя род их и не был, что называется, благородном. Ну, пошли всякие несчастья… А теперь все они поумирали, кроме одной барышни, которая и думать не хочет о том, чтобы расстаться с фермой, хотя и не может справиться с хозяйством. Бедняжка морит себя голодом, но все-таки у нее не хватает денег, чтобы выплачивать проценты по закладным. Уж лучше бы она согласилась продать усадьбу, пока есть возможность, все равно кредиторы скоро продадут ее за долги. Они сделают это хоть сейчас, если предложить им подходящую цену. Очень неплохое местечко для джентльмена, у которого найдутся деньжонки, чтобы нанять лесничего для охраны своих фазанов.

Намек не пропал даром. Но когда он увидел нежное лицо мисс Бартон, услышал ее тихий голос, почувствовал исходивший от нее запах лаванды, щепетильная совесть бывшего работорговца восстала против того, чтобы лишить ее последнего достояния. Ей было лет тридцать, в ней уже проглядывала увядающая старая дева, но тем не менее, несмотря на раннюю седину на висках, она была трогательно привлекательна. Он не мог выгнать бедняжку из дома, где она родилась, где умерли все ее близкие. Дело кончилось тем, что он женился на ней. А она — она согласилась бы выйти замуж за самого Князя тьмы, лишь бы не расставаться с Бартоном.

Оба вступили в брак скорее со старой усадьбой, чем друг с другом, и все-таки этот брак был достаточно счастливым. После семи лет мира и спокойствия миссис Телфорд умерла, оставив мужа неутешным вдовцом.

Милый добряк отец так старался быть настоящим джентльменом! Ради Генри, а не ради себя. Более нежного отца нельзя было и желать, и теперь, когда все кончилось, когда он уже не мог вызвать краску смущения на лице сына, не умевшего скрывать свои чувства, легко было вспоминать о нем с глубокой благодарностью и любовью. Собственно говоря, поставить ему в вину можно было только отдельные вульгарные выражения, промахи на званых обедах, бесконечные смешные неудачи на охоте и судорожную, словно извиняющуюся манеру держаться, как будто он всегда немного стыдился себя.

В детстве все эти мелочи очень раздражали Генри, и теперь он жалел, что не всегда умел скрыть свою досаду. Рожденный наследником такого превосходного поместья, каким стал Бартон после того, как закладные были выкуплены и в хорошо охраняемых рощах снова в изобилии появилась дичь, выросший среди любимых собак и лошадей, он не должен был отвыкать от ланкаширского акцента или бороться с мучительными воспоминаниями. Ни разу в жизни он не видел ни Ливерпуля, ни невольничьего корабля и не вкладывал денег в работорговлю. Даже его двоюродные братья давно переехали в Лондон и теперь торговали только сахаром. Ужасный дед, который заложил основу семейного богатства, скончался много лет назад, и о нем начали благополучно забывать. Нужно было еще только одно поколение. Если найти для них, соответствующую мать и отдать их в соответствующую школу, сыновья Генри смогут быть на равной ноге с кем угодно. Но им нужна соответствующая мать: аристократизм Телфордов был еще слишком непрочным, чтобы можно было позволить себе спуститься хотя бы ступенью ниже. Им нужна мать, которая займет подобающее ей место в обществе Уорикшира, которую жены его бывших школьных товарищей не смогут ни опекать, ни игнорировать. А где он ее найдет?

Как он объяснил симпатизировавшей ему вдовствующей графине, в отношении приданого он всегда пойдет на уступки. Даже красота будущей невесты — хотя приятная внешность была бы очень желательна — не составляет обязательного условия. Попросту говоря, единственно, что ему требуется, —это хорошая (как в буквальном, так и в переносном смысле) кровь, хорошая нравственность и хороший характер; при наличии этих качеств ему подойдет любая девушка разумеется, не запятнанная папизмом, сектантством или каким-нибудь скандалом. У которой хватит благоразумия полюбить деревенскую жизнь и оцепить доброго мужа и превосходное положение в обществе. Ведь быть хозяйкой Бартона…

Дойдя до этого, он порозовел и смутился. Ему было очень трудно говорить о Бартоне; его поместье не блистало показной роскошью, но оно было таким прелестным, неиспорченным, истинно английским: огромные вязы, грачи, вьющиеся над старинными коричневыми крышами, богатая, плодородная почва, усыпанные цветами луга, сады, шпалеры фруктовых деревьев. и великолепный красный бык, родоначальник замечательной породы молочного скота, лучшей в Уорикшире.

Неудача следовала за неудачей, а лондонский сезон уже подходил к концу.