Все романы (сборник)
Шрифт:
– Убейте этого хромого дьявола, если не можете взять его живым! Это Риварес!
– Дайте пистолет, скорей! – крикнул Овод товарищам. – И бегите!
Он бросил наземь картуз. И вовремя: сабли разъяренных солдат сверкнули над самой его головой.
– Бросьте оружие!
Между сражающимися вдруг выросла фигура кардинала Монтанелли. Один из солдат в ужасе крикнул:
– Ваше преосвященство! Боже мой, вас убьют!
Но Монтанелли сделал еще шаг вперед и стал перед дулом пистолета Овода.
Пятеро заговорщиков уже были на конях и мчались вверх по крутой улице. Марконе только
Монтанелли не видел, что произошло. Он успокоил объятых страхом людей, потом наклонился над раненым сыщиком, но тут толпа испуганно всколыхнулась, и это заставило его поднять голову.
Солдаты пересекали площадь, волоча своего пленника за веревку, которой он был связан по рукам. Лицо его посерело от боли, дыхание с хрипом вырывалось из груди, и все же он обернулся в сторону кардинала и, улыбнувшись побелевшими губами, прошептал;
– П-поздравляю, ваше преосвященство!..
Пять дней спустя Мартини подъезжал к Форли. Джемма прислала ему по почте пачку печатных объявлений – условный знак, означавший, что события требуют его присутствия. Мартини вспомнил разговор на террасе и сразу угадал истину. Всю дорогу он не переставал твердить себе: нет оснований бояться, что с Оводом что-то случилось. Разве можно придавать значение ребяческим фантазиям такого неуравновешенного человека? Но чем больше он убеждал себя в этом, тем тверже становилась его уверенность, что несчастье случилось именно с Оводом.
– Я догадываюсь, что произошло. Ривареса задержали? – сказал он, входя к Джемме.
– Он арестован в прошлый четверг в Бризигелле. При аресте отчаянно защищался и ранил начальника отряда и сыщика.
– Вооруженное сопротивление. Дело плохо!
– Это несущественно. Он был так серьезно скомпрометирован, что лишний выстрел вряд ли что-нибудь изменит.
– Что же с ним сделают?
Бледное лицо Джем мы стало еще бледнее.
– Вряд ли нам стоит ждать, пока мы это узнаем, – сказала она.
– Вы думаете, что нам удастся его освободить?
– Мы /должны/ это сделать.
Мартини отвернулся и стал насвистывать, заложив руки за спину. Джемма не мешала ему думать. Она сидела, запрокинув голову на спинку стула и глядя прямо перед собой невидящими глазами. В ее лице было что-то напоминающее «Меланхолию» Дюрера [85] .
– Вы успели поговорить с ним? – спросил Мартини, останавливаясь перед ней.
– Нет, мы должны были встретиться здесь на следующее утро.
85
«Меланхолия» – гравюра великого немецкого художника А. Дюрера (1471—1528).
– Да, помню. Где он сейчас?
– В крепости, под усиленной охраной я, говорят, в кандалах.
Мартини пожал плечами:
– На всякие кандалы можно найти хороший напильник, если только Овод не ранен…
– Кажется, ранен, но насколько серьезно, мы не знаем… Да вот послушайте лучше Микеле: он был при аресте.
– Каким же образом уцелел Микеле? Неужели он убежал и оставил Ривареса на произвол судьбы?
– Это не его вина. Он отстреливался вместе с остальными и исполнил в точности все распоряжения. Никто ни в чем не отступал от них, кроме самого Ривареса. Он как будто вдруг забыл, что надо делать, или допустил в последнюю минуту какую-то ошибку. Это просто необъяснимо… Подождите, я сейчас позову Микеле…
Джемма вышла из комнаты и вскоре вернулась с Микеле и с широкоплечим горцем.
– Это Марконе, один из наших контрабандистов, – сказала она. – Вы слышали о нем. Он только что приехал и сможет, вероятно, дополнить рассказ Микеле… Микеле, это Мартини, о котором я вам говорила. Расскажите ему сами все, что произошло на ваших глазах.
Микеле рассказал вкратце о схватке между заговорщиками и отрядом.
– Я до сих пор не могу понять, как все это случилось, – добавил он под конец. – Никто бы из нас не уехал, если б мы могли подумать, что его схватят. Но распоряжения были даны совершенно точные, и нам в голову не пришло, что, бросив картуз наземь, Риварес останется на месте и позволит солдатам окружить себя. Он был уже рядом со своим конем, перерезал недоуздок у меня на глазах, и я собственноручно подал ему заряженный пистолет, прежде чем вскочить в седло. Должно быть, он оступился из-за своей хромоты – вот единственное, что я могу предположить. Но ведь в таком случае можно было бы выстрелить…
– Нет, дело не в этом, – перебил его Марконе. – Он и не пытался вскочить в седло. Я отъехал последним, потому что моя кобыла испугалась выстрелов и шарахнулась в сторону, но все-таки успел оглянуться на него. Он отлично мог бы уйти, если бы не кардинал.
– А! – негромко вырвалось у Джеммы.
Мартини повторил в изумлении:
– Кардинал?
– Да, он, черт его побери, кинулся прямо под дуло пистолета! Риварес, вероятно, испугался, правую руку опустил, а левую поднял… вот так. – Марконе приложил руку к глазам. – Тут-то они на него и набросились.
– Ничего не понимаю, – сказал Микеле. – Совсем не похоже на Ривареса – терять голову в минуту опасности.
– Может быть, он опустил пистолет из боязни убить безоружного? – сказал Мартини.
Микеле пожал плечами:
– Безоружным незачем совать нос туда, где дерутся. Война есть война. Если бы Риварес угостил пулей его преосвященство, вместо того чтобы дать себя поймать, как ручного кролика, на свете было бы одним честным человеком больше и одним попом меньше.
Он отвернулся, закусив усы. Еще минута – и гнев его прорвался бы слезами.