Все шедевры мировой литературы в кратком изложении.Сюжеты и характеры.Русская литература XX века

Новиков В. И.

Д. Л. Быков

Иосиф Александрович Бродский [1940–1996]

Посвящается Ялте

Поэма (1969)

Несколько человек, подозреваемых в убийстве, дают показания следователю, которые приводятся в том порядке, в котором они снимались. Вопросов следователя мы не слышим, но реконструируем их по содержанию ответов допрашиваемых.

Человек, привлеченный в качестве свидетеля или подозреваемого к расследованию дела об убийстве, отвечает на вопросы следователя. Из его ответов следует, что субботним вечером его знакомый должен был прийти к нему, чтобы разобрать шахматный этюд Чигорина, о чем они условились во вторник по телефону. Однако в субботу днем его приятель позвонил и сообщил,

что не сможет прийти вечером. Дающий показания говорит, что не заметил по телефону в голосе собеседника следов волнения, а некоторую странность произношения объясняет только следствием контузии. Разговор протекал спокойно, его знакомый извинился, и они условились встретиться в среду, предварительно созвонившись. Разговор состоялся около восьми часов, после чего он попытался разобрать этюд в одиночку и сделал ход, который ему посоветовал приятель, но ход этот смутил его своей нелепостью, странностью и каким-то несоответствием манере игры Чигорина, ход, сводивший на нет самый смысл этюда. Следователь называет какое-то имя и спрашивает, говорит ли оно что-нибудь допрашиваемому. Выясняется, что он был с этой женщиной в связи, но они расстались пять лет назад. Он знал, что она сошлась с его приятелем и партнером по шахматам, но предполагал, что тот не догадывается об их прежних взаимоотношениях, так как сама женщина едва ли стала бы ему об этом рассказывать, а ее фотографию он предусмотрительно убирал перед его приходом. Об убийстве он узнал в ту же ночь. Эта женщина сама позвонила и сообщила. «Вот у кого взволнованный был голос!»

Следующей дает показания женщина, которая сообщает, что на протяжении последнего года она виделась с убитым редко, не чаще двух раз в месяц, и каждый раз он заранее предупреждал ее звонком о своем приходе, чтобы не возникло накладок: ведь она работает в театре, а там возможны всякие неожиданности. Убитый знал, что у нее появился мужчина, отношения с которым серьезны, но, несмотря на это, иногда встречалась с ним. Он, по ее словам, был странным и непохожим на других, во время встреч с ним весь мир, все вокруг для нее как будто переставало существовать, «на поверхности вещей — как движущихся, так и неподвижных — вдруг возникало что-то вроде пленки, вернее — пыли, придававшей им какое-то бессмысленное сходство». Именно это привлекало ее в нем и заставляло не порывать окончательно, даже во имя капитана, с которым она намерена была связать свою судьбу. Она не помнит, когда и где познакомилась с убитым, кажется, это произошло на пляже в Ливадии, но очень хорошо помнит его слова, с которых началось их знакомство. Он сказал: «Понимаю, как я вам противен…» Ей ничего не известно о его семье, он не знакомил ее и со своими друзьями, и она не знает, кто убил его, но это явно не его партнер по шахматам, этот безвольный человек, тряпка, который «сошел с ума от ферзевых гамбитов». Она вообще никогда не могла понять их дружбы. А капитан в тот вечер был в театре, они возвращались вместе и нашли в ее парадном лежащее тело. Сначала из-за темноты они вообразили, что это пьяный, но тут она узнала его по белому плащу, который был в тот момент весь в грязи. Видимо, он долго полз. Потом они внесли его в ее квартиру и позвонили в милицию.

Следом за женщиной показания дает капитан. Но он боится разочаровать следователя, так как ему ничего не известно об убитом, хотя он, по понятным причинам, «ненавидел этого субъекта». Они не были знакомы, он просто знал, что у его подруги бывает кто-то, но кто именно — не знал, а она не говорила, не потому, «чтоб что-то скрыть», а просто ей не хотелось расстраивать капитана, хотя расстраивать там было особенно нечем, потому что почти год, «как ничего уже меж ними не было», в чем она сама призналась ему. Капитан поверил ей, но легче ему не стало. Он просто не мог не поверить, и если следователя удивляет, что с таким отношением к людям он имеет четыре звезды на погонах, то пусть не забывает, что это маленькие звезды, а многие из тех, с кем он начинал, уже имеют по две больших. Следовательно, он неудачник и вряд ли по складу характера мог быть убийцей.

Капитан уже четыре года вдовец, у него есть сын, а вечером в день убийства он был в театре, после спектакля провожал домой свою знакомую, и в ее подъезде они обнаружили труп. Он сразу узнал его, так как однажды видел их вместе в магазине, а иногда встречал его на пляже. Как-то раз он даже заговорил с ним, но тот ответил так пренебрежительно, что капитан почувствовал прилив ненависти и даже ощутил, что может убить его, но тогда, по счастью, он еще не знал, с кем разговаривает, так как даже не был знаком с женщиной. Больше они не встречались, а потом капитан познакомился с этой женщиной на вечере в Доме офицеров. Капитан признается, что даже рад такому повороту событий, иначе все это могло тянуться вечно, а всякий раз после встреч с этим человеком его подруга была как бы не в себе. Теперь, он надеется, все наладится, так как, скорее всего, они уедут. У него «есть вызов в Академию», в Киев, где ее возьмут в любой театр. Он даже считает, что они еще могут завести ребенка. Да, у него есть личное оружие, еще с войны остался трофейный «парабеллум».

Да, он знает, что ранение было огнестрельным.

Рассказывает сын капитана. «В тот вечер батя отвалил в театр, а я остался дома вместе с бабкой». Они смотрели телевизор, была суббота, и уроков не нужно было делать. Передача была про Зорге, но он недосмотрел ее. В окно он увидел, что гастроном напротив еще открыт, значит, не было десяти, и ему захотелось мороженого. уходя, он положил в карман куртки пистолет отца, так как знал, куда отец прячет ключ от ящика. Он взял его просто так и не думал ни о чем. Он не помнит, как очутился в парке над портом, было тихо, светила луна, «ну, в общем было здорово красиво». Он не знал, который час, но еще не было двенадцати, так как «Пушкин», который в субботу отправляется в двенадцать, еще не отошел, и освещенные цветные окна в танцевальном салоне у него на корме были похожи на изумруд. Он встретил того человека у выхода из парка и попросил у него папиросу, но мужчина не дал, обозвав его негодяем. «Не знаю, что произошло со мной! Ага, как будто кто меня ударил. Мне словно чем-то залило глаза, и я не помню, как я обернулся и выстрелил в него». Мужчина продолжал стоять на прежнем месте и курить, а потому мальчик решил, что он не попал. Он закричал и бросился бежать. Он не хочет, чтобы об этом рассказали отцу, потому что боится. Пистолет он, вернувшись домой, положил на место. Бабка уже уснула, даже не выключив телевизор. «Не говорите бате! Не то убьет! Ведь я же не попал! Я промахнулся! Правда? Правда? Правда?!»

В салоне теплохода «Колхида» следователь беседует с кем-то. Они говорят о том, что оказалось трое подозреваемых, что само по себе уже красноречиво, так как положение предполагает, что каждый из них был способен совершить убийство. Но это лишает следствие всякого смысла, «поскольку в результате» узнаешь только, кто именно, «но вовсе не о том, что другие не могли…». Да и вообще оказывается, что «убийца тот, кто не имеет повода к убийству…» Но «это — апология абсурда! Апофеоз бессмысленности! Бред!»

Теплоход отошел от причала. Крым «таял в полночной тьме. Вернее, возвращался к тем очертаньям, о которых нам твердит географическая карта».

Э. Л. Безносов

Мрамор

Драма (1982)

Во втором веке после нашей эры в камере тюрьмы сидят два человека — Туллий Варрон и Публий Марцелл. Тюрьма располагается в огромной стальной башне, около километра высотой, и камера Публия и Туллия располагается примерно на высоте семьсот метров. Туллий и Публий не совершали никаких преступлений, но по законам Империи, установленным императором Тиберием, они отбывают пожизненное заключение. Законы эти основываются на статистике, согласно которой во все времена в местах заключения находится около 6,7 процента от числа населения любой страны. Император Тиберий сократил это число до 3 процентов, отменил смертную казнь и издал указ, по которому 3 процента должны сидеть пожизненно, независимо от того, совершил ли конкретный человек преступление или нет, а определяет, кому сидеть, — компьютер.

Камера Туллия и Публия представляет собой «нечто среднее между однокомнатной квартирой и кабиной космического корабля». Посреди камеры — стальная опора Башни, проходящая по всей высоте, в помещении камеры она декорирована под дорическую колонну. Внутри ее располагается лифт и шахта мусоропровода. Тела умерших узников спускают в мусоропровод, внизу которого расположены стальные ножи сечки, а еще ниже — живые крокодилы. Все это служит мерами предотвращения побегов из тюрьмы. С помощью лифта, расположенного внутри трубы, в камеры подается все необходимое, а также то, что заказывают заключенные, отходы удаляются через мусоропровод. Внутри камеры на стеллажах и в нишах стоят мраморные бюсты классических писателей и поэтов.

Туллий по происхождению римлянин, а Публий — уроженец провинции, варвар, как называет его сокамерник. Это не только характеристика их происхождения, но и характеристика мироощущения. Римлянин Туллий не протестует против своего положения, но это означает не смирение с участью, а отношение к ней как форме бытия, наиболее адекватной его сущности, ибо отсутствие пространства компенсировано избытком Времени. Туллий стоически спокоен и не ощущает утраты того, что осталось за стенами тюрьмы, так как не привязан ни к чему и ни к кому. Такое отношение к миру он считает достойным настоящего римлянина, и его раздражает привязанность Публия к житейским наслаждениям. Это называет он варварством, мешающим постичь истинный смысл жизни, который заключается в том, чтобы слиться со Временем; избавиться от сантиментов, любви, ненависти, от самой мысли о свободе. Это и должно привести к слиянию со Временем, растворению в нем. Туллия не раздражает однообразие тюремного распорядка, так как истинный римлянин, по его мнению, не ищет разнообразия, но, напротив, жаждет единообразия, потому что смотрит на все sup sреcie aeternitatis. Идея Рима в его понимании — все доводить до логического конца — и дальше. Все иное называет он варварством.