Все совпадения случайны

2013, весна

Кэтрин пыталась взять себя в руки, но ничего не выходило. Она впилась пальцами в холодную раковину и посмотрела в зеркало. Лицо, которое она видела в отражении, было совсем другим, когда она ложилась в постель. Нечто подобное с ней уже случалось, и она надеялась, что это не повторится. Она изучала себя в этом новом резком освещении. Влажным платком вытерла рот и прижала его к глазам, словно это облегчило бы застывшую в них боль.

– С тобой все в порядке? – Голос мужа заставил ее вздрогнуть. Она надеялась, что он не проснется. Оставит ее в покое.

– Сейчас уже

лучше, – солгала Кэтрин, выключая свет, а потом сказала еще одну ложь: – Наверное, из ресторана принесли несвежую еду. – Она повернулась к нему. – Спи. У меня все хорошо, – прошептала она.

Он и так скорее спал, нежели бодрствовал, тем не менее потянулся к ней и положил ладонь ей на плечо.

– Точно?

– Точно, – ответила она. Что действительно точно, так это то, что ей нужно остаться одной. – Правда, Роберт, спи. Я сейчас.

Его пальцы задержались на секунду на ее плече, потом он повиновался. Она выждала, убедившись, что муж заснул, и вышла из спальни.

Кэтрин смотрела на нее, перевернутую и открытую на том месте, где она остановилась. Книгу, которой она сначала поверила. Первые несколько глав погрузили ее в состояние некоего упоения, породили то неясное чувство, с каким воспринимаешь один лишь намек на будущее волнение, нечто такое, что заставляет переворачивать страницу за страницей, даже никак не представляя себе того, что именно ждет впереди. Книга заманивала ее, завлекала все дальше и дальше, пока, наконец, не стало ясно, что она попала в ловушку. Слова отскакивали от головы и ударялись одно за другим в грудь. Словно бы перед поездом возникла вдруг толпа людей, и она – беспомощный машинист – бессильна предотвратить катастрофу. На тормоза жать поздно. Назад дороги нет. Погруженная в книгу, Кэтрин, сама того не желая, перешагнула через самое себя.

«Любое сходство с реальными людьми, живыми или мертвыми…» Предупреждение перечеркнуто тонкой красной чертой. Открывая книгу, она ее не заметила. Между тем сходство бесспорно. Она – главная героиня, ключевой игрок. Имена, верно, изменены, но в деталях обмануться невозможно, вплоть до того, что на ней было надето тем днем. Отрезок жизни, который она прятала от всех. Секрет, которым ни с кем не делилась, даже с мужем и сыном – им казалось, что они знали ее, как никто другой. Ни единая живая душа не могла бы вообразить, что Кэтрин только что прочитала. И тем не менее это напечатано – и выставлено на всеобщий суд. Она думала, что все похоронено. Со всем этим покончено. И вот все снова всплывает на поверхность. В ее собственной спальне. В ее голове.

Она попыталась вытеснить это мыслями о вчерашнем вечере, когда еще не успела открыть книгу. Радость от новоселья; вино, ужин; диван, на котором так уютно лежать; полудрема перед телевизором, а потом они с Робертом пошли в постель и растворились друг в друге. Тихое счастье, которое она всегда считала чем-то само собой разумеющимся, но слишком тихое, чтобы принести ей успокоение. Она не могла заснуть, вылезла из постели и спустилась вниз.

Тут был первый этаж, можно и так сказать. Уже не дом – домик. Из дома они съехали три недели назад. Вместо прежних четырех спален – теперь две. Так для них с Робертом лучше. Одна – семейная. Другая – для гостей. И еще они остановились на открытой планировке. Никаких дверей. Теперь, когда Николас уехал, закрываться нет нужды. Она включила свет в кухне, взяла из буфета бокал, наполнила его. Крана нет. В холодильник встроена автоматическая система пуска холодной воды. Вообще, он больше похож на гардероб, чем на холодильник. От страха у нее вспотели ладони. Ей было жарко, ее лихорадило, и она с наслаждением ощущала прохладу только что постеленного известнякового пола. Вода немного помогала. Делая глоток, она перевела взгляд на большие окна, занимавшие всю заднюю стену этого нового, чужого дома. На улице – полная тьма. Ничего не видно. Занавески она еще не повесила. Она открыта. Любому. Ее могли увидеть все, а она – никого.

Двумя годами ранее

Я жалел о случившемся, правда, жалел. В конце концов, это был всего лишь ребенок семи лет. А я – опекун, так сказать, in loco parentis, хотя мне было прекрасно известно, что никому из родителей не хотелось видеть меня в этом качестве. К тому времени я уже опустился едва ли не на самое дно: Стивен Бригсток, самый противный из всех учителей школы. Ну да, мне казалось, что так думают дети, да и родители тоже, хотя и не все: я надеялся, что некоторые из них помнили меня по прежним временам, когда я учил их старших детей.

Так или иначе, я совершенно не удивился, когда Джастин пригласил меня к себе в кабинет. Я давно ждал этого, и вызов последовал даже позже, чем я думал. Но ведь это частная школа. Маленькое ленное владение. Родители полагали, что пока они платят, то всем тут и командуют, но это, конечно, не так. Взять хоть меня самого – приняли на работу, даже не поговорив толком. Когда-то мы с Джастином вместе учились в Кембридже, и он знал, что я нуждался в деньгах, а я знал, что ему нужен был хороший учитель английского. Видите ли, в частных школах платят больше, чем в государственных, а у меня был многолетний опыт преподавания в общеобразовательной государственной школе. Бедняга Джастин, ему, наверное, было трудно перемещать меня. Неловко как-то, понимаете ли. И это действительно был скорее перевод, нежели увольнение. Великодушно с его стороны. Ценю. Я не мог себе позволить потерять право на пенсию, а поскольку так или иначе вплотную приблизился к пенсионному возрасту, то он просто ускорил процесс. Вообще-то нам обоим было пора на покой, но его положение решительно отличалось от моего. Я слышал даже, что кое-кто из его учеников плакал при мысли о расставании с ним. По мне-то никто не заплачет. Да и с чего бы? Я таких слез не заслужил.

Не хочу, чтобы у вас сложилось ложное впечатление: никакой я не педофил. Я не заигрывал с этим ребенком. Я даже не прикоснулся к нему. Нет-нет, я никогда, никогда не прикасался к детям. Дело в том, что я считал их ужасно скучными. Полагаете, это дурно – так отзываться о семилетках? Думаю, да, если вы учитель. Но я уже пресытился чтением их нудных сочинений, над которыми они, не сомневаюсь, потели. И все равно: откуда эта уверенность, что в семь лет, напрягая голос, они в состоянии сказать то, что будет мне интересно? И вот однажды я не выдержал. Катарсис в виде красного карандаша иссяк, и, дойдя до сочинения именно этого паренька, не помню уж его имени, я выдал ему весьма развернутый отзыв, из которого следовало, что мне нет совершенно никакого дела до того, как он с семьей провел каникулы на юге Индии, где они снимали дом у местных жителей. Ну да, я был потрясен тем, как замечательно они провели время. Конечно, паренек расстроился. И, конечно, мне было его жалко. И, конечно, он обо всем рассказал родителям. И вот об этом я ничуть не жалел. Это ускорило мой уход, а уйти я, несомненно, был должен – и ради себя, и ради всех остальных.

И вот я дома, и у меня полно свободного времени. Учитель английского второразрядной частной школы на пенсии. Вдовец. Опасаюсь, что я слишком откровенен – сказанное вроде как несколько принижает меня. Я могу показаться слишком жестоким. И действительно, по отношению к этому мальчику я оказался жесток, признаю это. Но в целом я совсем не жестокий человек. Другое дело, что после смерти Нэнси я позволял себе немного распускаться. Ну хорошо, не немного – прилично.

Сейчас в это трудно поверить, но, бывало, меня выбирали Самым Популярным Учителем года. Выбирали ученики не частной школы, а государственной – той, где я преподавал раньше. И это был, повторяю, не единственный случай – несколько лет подряд. Однажды это случилось, если не ошибаюсь, в 1982-м, когда той же чести удостоилась в своей школе и моя жена Нэнси.

Преподаванием я занялся вслед за Нэнси. А она последовала за нашим сыном, которого мы отдали в младшую группу частной школы. Она учила там пяти – и шестилетних детей, а я четырнадцати – и пятнадцатилетних в государственной. Я знаю, что иные учителя считают эту возрастную группу трудной, но мне нравилось. Отрочество – непростой возраст, и я считал, что не нужно слишком уж давить на этих сорванцов. Я никогда не заставлял их читать ту или иную книгу против воли. В конце концов, сюжет – это просто сюжет. Его необязательно вычитывать из книги. Есть фильмы, телепередачи, пьесы – смотри, слушай, анализируй, думай, получай удовольствие. В ту пору я был увлечен своим делом. Мне было не все равно. Но это было тогда. А сейчас я больше не учитель. Я на пенсии. И я вдовец.

2013, весна

Кэтрин спотыкалась, кляня высокие каблуки, но про себя признавала, что слишком много выпила. Роберт протянул руку и успел схватить ее за локоть, не дав упасть на бетонные ступени. Другой рукой он повернул ключ в замке, открыл парадную дверь и, не ослабляя хватки, завел ее внутрь. Она сбросила туфли и, направляясь на кухню, попыталась придать походке хоть какое-то достоинство.

– Я так горжусь тобой, – сказал он, делая шаг вперед, обнял ее и поцеловал ее в шею. Кэтрин откинула голову назад.