Всё так (сборник)
Шрифт:
Сначала она работала. Конюхом, сиделкой, таксисткой, маникюршей, учительницей русского языка, помощником ветеринара, курьером, рабочей сцены, тамадой на свадьбах, чтицей, фотографом, мойщицей витрин. Иногда – гражданской женой. Она нигде не задерживалась надолго. Из Израиля перебралась в Испанию. Из Испании в Китай, потом в Индию. Из Индии в Ботсвану. В конце девяностых она полюбила острова. Корсику, Сицилию, Санта-Круз де Тенерифе, Британию…
Она перемещалась так быстро, что иногда казалась мне несуществующей. Мои подруги в один голос утверждали, что Славка врет.
А бабушка Шура, рассматривая Славкины фотографии,
И я почему-то не спросила, кого она парует. Валерика и Славку или Славку и меня.
3 сентября, еще
– Что такое зубное золото?
Катя отвела Мишу в школу и приехала ко мне на фабрику. Почему-то нервная.
– Что такое зубное золото?
Ну, и в каком заповеднике рос этот ребенок?
– Это золото, из которого делают вставные зубы.
– Людям? А зачем? Это модно, что ли? А почему я это пропустила?
– Катя!!! Отстань, а? Это было модно давно. Золотые зубы были только у богатых людей. С одной стороны, зубы, а с другой – никто не украдет. Как сейф. Но вот фашисты…
– Только не про фашистов, ладно? Эдик сказал, что кольца нам с Андрюшей сделают из зубного золота. Мне это не нравится, а тебе? Это как-то негигиенично. Кто-то ими жевал, а мы будем связываться ими же навеки, да?
– Нет!
У меня, например, нет кольца. Считается, что оно было красивое и с бриллиантами. А потом я поправилась, кольцо въелось мне в палец, палец чуть не отпал. И кольцо пришлось снимать в операционной. Опытный и для смелости выпивший хирург (наш друг) ассистировал ювелиру. При вскрытии выяснилось, что кольцо безвозвратно погибло. Еще считается, что я так прикипела душой к этому кольцу, что от всех других отказывалась категорически (также категорически я отказывалась от шубы, автомобиля, домработницы и поездки в Испанию (два раза)).
Я сочинила эти истории «на выход» и «для гостей». Теперь все их участники, особенно Сережа, верят, что все так и было на самом деле.
– Ты не будешь носить кольцо из зубного золота! – торжественно говорю я, обретая под ногами твердую почву. – Ты вообще никакого кольца носить не будешь, если они так!
– Мама, ты что? Ты что? – шепчет Катя. У нее в глазах стоят слезы.
3 сентября, ночь
Если бы я спала, то всю ночь мне снилась бы тетя Фарида. А поскольку я не спала, она просто стояла у меня перед глазами. Тетя Фарида жила в Судаке. Еще в Судаке было море и кролики. И я – унылая пятилетняя отдыхающая, в душе – принцесса, с виду – мальчик. Тетя Фарида тоже с виду была мальчик. Она курила. И у нее были усы. Я ей не нравилась. Не как пустое место, а сильно. Глядя на меня, она фыркала и отворачивалась. Ее воротило с души.
Зато кролики!
Они жили в большой клетке. Ели траву, шевелили ушами, смотрели прямо в глаза. Я сказала тете Фариде, что ее кролики похожи на Луиса Корвалана, потому что им тоже нужна свобода. «Зачэм?» – удивилась тетя Фарида. «В клетке – плохо!» – сказала я. «Так выпусти своего Луиса и не мешай жить моим кроликам!»
Я не мешала. Я открывала клетку. Вытаскивала их по одному. Выгуливала. Немножко дрессировала. Один, вы не поверите, научился носить мне газеты. Кусочками. Я собиралась отправить его в цирк. Но отправляла обратно в клетку. Плакала. Кормила.
«Любишь их?» – спросила тетя Фарида.
Я кивнула.
«А
Я могла бы сделать вывод о том, что любовь – это когда много говна. Но я сделала другой: пока любишь – чистишь.
«Следи внимательно. Убегут – не выживут. Собаки злые. Разорвут. Да…» – сказала тетя Фарида.
«А если в лес? К родственникам? К зайцам?»
«Зачэм?» – удивилась тетя Фарида.
Через двадцать дней мы уехали.
В поезде я думала о кроликах. Ночью проснулась: я не помнила, не помнила, не могла вспомнить… Не могла… Закрыла ли клетку? Закрыла ли клетку?
Растерзанные, несчастные кролики, покладистые и добрые, бархатные уши, ласковые глаза… Растерзанные злыми собаками.
Мною! Мною! Брошенные, преданные и растерзанные…
Телефона у тети Фариды не было. Мы с папой дали ей телеграмму: «Кролики живы вопр ответьте срочно по адресу…»
«Все живы», – телеграфировала тетя Фарида. А через неделю она прислала фотографию. Клетка, кролики, двор, в кадр также попали ноги – табуретки, тети Фариды и петуха по имени Эдик.
Каждый год в конце августа тетя Фарида присылала фотографии кроликов. Двадцать пять лет подряд. Только фотографии. Сначала черно-белые, потом – цветные с подписью «Судак», потом поляроидные – плохого качества, но быстрого изготовления. За это время успело рухнуть многое. А мои кролики были живы.
4 сентября, утро
– Тебе надо помириться с Сережей. Кролики снятся к сексу, – сказала моя подруга Томка.
– Нет, я думаю, что тетя Фарида приснилась мне к свадебному путешествию.
– Тетя – может быть. А кролики – точно к сексу, потому что они – маньяки.
И мы чуть не поссорились навсегда. Потому что в моем сне было много добра и света, а в Томкиной версии только сексуально озабоченный домашний кролик.
Она сказала: «Это был мой первый сексуальный опыт! Это я прошу уважать! Это не у каждого есть знакомый кролик, а глаза – красные, налитые, а зубы – оскалил, уши – дыбом, на ногу мне – прыг. И весь – в движении… А кругом люди смотрят… Это травма! Это надо уважать…»
Я хотела спросить, точно ли это был кролик, но промолчала и пообещала уважать.
А еще Томка сказала, что ее бывшему мужу – хуже. И поэтому теперь она не спит не дома, как все нормальные люди, а в его палате. По очереди с новой женой.
Мы вздохнули друг другу в телефон и решили вставать.
Сережа попытался подлизаться и сказал мне: «Доброе утро», но какое в четыре часа оно доброе?
*
В пять тридцать под мое одеяло залезла Катя.
– А знаешь, их семья считает нас евреями по женской линии, – сказала она.
– Мы их тоже. По всем линиям. Особенно по шишечкам, – пробурчал Сережа. – И что? Они еще и антисемиты?
– Они сказали, что это не имеет значения, просто интересно, – зевнула Катя и поцеловала меня в плечо.
Если кому интересно, то пожалуйста.
Отец моей мамы умер до моего рождения. Но при жизни был инженером и пламенным большевиком. В детстве меня всегда интересовало, зачем он горел и зачем они все горели. Чтобы было лучше видно? Когда я спросила об этом у учительницы, она пообещала никогда не принимать меня в октябрята. От греха подальше (ребенок без Володи Ульянова на груди – это грех?) меня перевели в другую школу.