Шрифт:
Сергей Валентинович Щипанов Игорь Анатольевич Горностаев Все в твоих руках
И. А. Горностаев, С. В. ЩипановВсе в твоих руках
Вместо пролога
За месяц перед описываемыми событиями
1
Дверь
Работники Института имели разные формы допуска к секретным материалам, и, соответственно, подразделялись на тех, кому «можно» и на посторонних, которым «вход воспрещен». Впрочем, в последние лет пять, где-то с восемьдесят девятого года, штат возглавляемой доктором физико-математических наук А.А.Велеречевым «сорок седьмой» лаборатории, сократился настолько, что малоквалифицированных, подпадающих под запрет сотрудников не осталось вовсе. Даже вместо уборщицы полы мыла (за четыре отгула в месяц) инженер второй категории.
Сева Юрин, очень высокий светловолосый парень, не дождался на свой стук ответа. Тогда он легонько толкнул дверь и, волнуясь, словно абитуриент на приемной комиссии, шагнул с линолеума коридора на щербатый паркет комнаты.
В помещении находился всего один человек. Велеречев Арнольд Адольфович разгадывал кроссворд.
— Добрый день. Можно? — вежливо поинтересовался Сева.
— Проходи, Всеволод. Садись.
Арнольд Адольфович приветливо улыбнулся, аккуратно сложил газету, отложил в сторону.
— Ничего, что я на «ты»?
Молодой человек не возражал: не успел привыкнуть к официозному обращению, порой неловко себя чувствовал, если кто-то «выкал» в его адрес.
Сева осмотрелся. Не слишком шикарные, но вполне приличные апартаменты, не без претензии на оригинальность: стены украшены двумя красочными репродукциями, одна с полузверями-полунасекомыми, видимо, с картины Сальвадора Дали, другая с крылатыми монстрами в готическом интерьере, должно быть, Иеронима Босха. Полки высокого, до потолка, стеллажа, занимающего всю боковую стену комнаты, уставлены книгами вперемешку с грудами трансформаторов, конденсаторов, монтажных плат с транзисторами-резисторами, и другим электронным хламом. Так выглядел, вспомнил Сева, книжный шкаф в квартире его соседа-радиолюбителя. Но, ведь, не пайкой самодельных приемников балуется в рабочее время Велеречев, этот современный алхимик.
— Чайку? — предложил хозяин кабинета.
— Нет-нет, спасибо.
— А я всё же налью.
— Спасибо.
Арнольд Адольфович заварил цейлонский. Хороший чай, вкусный, ароматный. Во дни Севиных детства и отрочества на полках магазинов в его родном Ленинграде лежал, в основном, грузинский — жалкая пародия на чай; иногда «выбрасывали»?36, и лишь трижды в году, на 1 мая, 7 ноября, и Новый Год родители Севы получали от профсоюза «набор», в который входила стограммовая пачка «со слоном». Иное дело сейчас. Чай на любой вкус: цейлонский, индийский, китайский, и даже настоящий «Липтон».
— …Значит, тебя интересует философский камень, он же магистериум, он же красная тинктура? Который, как говорят, был вырезан из цельного куска изумруда. А другие считают, что получен из магнетита. Пятьсот лет назад. Где-то в Европе.
Тут Велеречев так глянул на собеседника, что молодой специалист едва не поперхнулся чаем. Севе показалось, что его обвиняют в попытке украсть великую драгоценность, или редкий антиквариат. Впрочем, хозяин кабинета тут же успокоил:
— Не ты первый, хе-хе. Великие умы античности, раннего средневековья и эпохи Возрождения ломали головы над проблемой облагораживания «несовершенных металлов»: свинца, ртути и иже с ними. Считается, что в пожаре Александрийской библиотеки погибли свитки и папирусы с точными рецептами «великого эликсира», а «Алхимическая свадьба» переведена-переписана с вопиющими, неустранимыми ошибками. Эх-хе.
Тяжелый вздох Сева расценил как сожаление Велеречева о том, что он знает, но по каким-то причинам не может сообщить миру об огрехах в работе розенкрейцеров.
— Обладатели оккультных знаний время от времени подвергались гонениям, но не прекращали экспериментировать с различными составами, снова и снова пытаясь разгадать древнюю тайну. Уж очень заманчива сама идея превращения какой-нибудь никчемной железной болванки в сверкающий золотой слиток. Или наоборот. Ты же знаешь, что было время, когда железо стоило в пять раз дороже золота, и в сорок раз — серебра?
Сева такими точными познаниями не обладал, но счел за благо согласно кивнуть. Что ж тут спорить? Арнольд Адольфович продолжил:
— Впрочем, адепты философского камня… — закатил глаза к потолку, наверно желая перечислить всех адептов поименно, но передумал, — … были уверены, что он способен не только вызывать трансмутацию металлов, но и служить жизненным эликсиром, панацеей.
Велеречев умолк ненадолго, явно что-то обдумывая.
— Понимаешь, Всеволод, — продолжил он, — действие камня обусловлено, в первую очередь, тем, чего ждет от него владелец…
— Так он что, существует на самом деле? — вырвалось у Севы.
— Конечно! Другое дело, мы не знаем, что именно представляет собой философский камень. А: минеральное образование? Бэ: сложное органическое соединение? Цэ: быть может, не то и не другое — не материальная, а духовная сущность?…. Дэ: или всё наоборот.
Велеречев навалился грудью на стол и пристально уставился в глаза собеседнику; тот не знал, что и делать. Во взгляде этого низкорослого мужчины сквозило что-то ненормальное.
— Наоборот! — повторил он. — И то и другое и третье. Так что, если, скажем, ты желаешь получить золото, то и получишь. Как царь Мидас: все к чему он прикасался, становилось благородным металлом. Бедолага. Он умер от голода, хе-хе.
— А если я буду думать, что там заключена вся мудрость мира? — неожиданно для себя самого выдал напыщенную фразу Сева. Даже неловко стало за неуместный в приватной беседе пафос.
Его собеседник рассмеялся, блеснув металлической коронкой: