Все женщины - химеры
Шрифт:
– Лорд Квенард нас не выдаст, - сказал он невесело, - но единственная дорога перекрыта. Они могут выждать, когда мы сами сдадимся. А могут и взять штурмом, их достаточно много. Действуют достаточно умело.
– Пойдем, - сказал я, - посмотрим.
– На стену замка?
– Из окна, - сообщил я.
Он с недоверием смотрел, как я снял прицел с винтовки и поднес к глазам.
– Что-то видно?
– Посмотри сам, - сказал я.
Он приложил окуляр к глазу, подражая моим движениям, отшатнулся и чуть не выронил трубку.
–
– Это наше колдовство, - сказал я.
– Белое. Почти прозрачное. Смотри, смотри… У короля Антриаса хорошие военачальники. И здесь они впереди, не спят. Теперь вижу, созрели, созрели…
– Для чего?
– Для большой победной войны, - сказал я.
Он проговорил, не отрываясь от трубки:
– Думаешь, нападет на Нижние Долины?… Хотя нам какая разница?
– Точно, - ответил я.
– Это не наше королевство и не наша война. А король Антриас, каким бы его ни рисовали пылким и горячим, к войне готовился тщательно. Армия у него подготовлена настоящая. Королевская. Без особой оглядки на вассалов.
Он спросил с недоверием:
– Это ты понял по той группе воинов?
– Достаточно и одного, - ответил я.
– Одного воина.
Он протянул мне прицел ночного видения.
– Очень полезная штука. Все как днем, а еще так близко, что просто страшно, вдруг ударит… Хорошая вещь. Полезная. Кажется, я кое-что в тебе начинаю понимать…
Я поинтересовался опасливо:
– Шутишь?… Я сам в себе ничего не понимаю!
Он хохотнул:
– Сложная натура? Но уже вижу, ты знаешь о войне намного больше, чем знаю я. Когда ты успел?
– Дурное дело, - ответил я с достоинством, - не хитрое. А война - дело дурное. Я же мудрец, разве по мне не видно?…
– Нет, - ответил он.
– Что-то совсем не видно.
– А так?
– спросил я.
– Если в профиль?… Или анфас?… Ладно, а на коне?
– На коне любой дурак смотрится, - возразил он.
– Что делать будем? Мне пока ничего в голову не лезет, кроме как погибнуть красиво.
Я изумился:
– Это ты-то хочешь погибнуть красиво?
Он поморщился.
– Я хочу жить красиво. Но если другого выхода нет, могу и погибнуть красиво. Я весь такой разный. А ты думай! Может, Рундельштотта разбудить?
– Пусть отдыхает, - сказал я.
– Он человек не военный. Мне тоже как-то ничего умного в голову не прет. Разве что попробовать их обмануть? Вдруг получится?… Такой человек простодушный и доверчивый, как я, и других считает доверчивыми… В общем, устрою диверсию со стороны ворот, а вы оба спуститесь из окна на ту сторону.
Он охнул:
– Из окна?… Там решетки!
– Ах да, - сказал я.
– Тогда с крыши.
– С ума сошел? Это еще выше!… А там внизу вообще… как? Там же пропасть!
– У той пропасти есть дно, - сообщил я.
– И называется оно плато. Или равнина, не помню. Мне кажется, если нет других вариантов…
Он спросил с надеждой:
– А взять и всех перебить каким-нибудь колдовством? Или стать невидимыми и улетать?
– Скажи как, - предложил я, - сразу принимаю!… Можешь нести меня по воздуху вниз головой, разрешаю.
– Я думал, ты понесешь, - возразил он.
– Нежно.
– Удирать нужно быстро и прямо сейчас, - напомнил я.
– Я там пошумлю, я вы пока красиво так это спуститесь… Гордо и красиво. Можете даже величественно, не возбраняется. Все равно в темноте никто не увидит.
Он зябко передернул плечами.
– Удирать гордо и красиво? Так не бывает.
– Вы покажете, - сказал я, - что бывает!… Выскользнуть из кольца врагов, оставив их дураками, это не меньший подвиг, чем погибнуть гордо и красиво. Как-нибудь расскажу тебе про Одиссея, этот герой не уступал по силе и отваге Ахиллесу и совершил немало воинских подвигов, но прославляем его именно за воинские хитрости! Потому что красиво погибнуть может каждый, почти каждый, а вот одурачить противника…
Он смотрел на меня в сомнении.
– Ты какой-то совсем старый, Юджин.
Я пугливо пощупал себя за лицо.
– Правда? Вдруг постарел?
– Не на морду, - ответил он сердито.
– На морду ты еще мальчик, но рассуждаешь как-то противно.
– Главное, - сказал я наставительно, - победа. Победа важнее, чем красивая гибель!
– Да ну, - ответил он с сарказмом.
– Даже если получена ударом в спину? Или ниже пояса?
Я промолчал насчет истины, что историю пишет победитель, а тот никогда не скажет в мемуарах, что победил ударом в спину. Фицрой старается быть честным даже с собой, я сказал ему торопливо:
– У меня есть ответ, Фицрой!
– Давай.
– Слишком развернутый, - пояснил я, - а сейчас надо торопиться. Обвяжи вот это вокруг пояса…
Он в недоверии смотрел на тонкий шнур, едва ли толще лески для рыбной ловли, который я потянул за крохотный крючок из круглой коробочки размером с монету.
– Шутишь?
– Ага, - сказал я злорадно, - испугался?… Подложи этот ремень, чтобы не перерезало пополам, а то голова упадет на одну сторону, а жопа на другую. Ты первый, но если боишься, то сперва спустим Рундельштотта…
Он сказал зло:
– Хорошо-хорошо!… Но когда разобьюсь, буду к тебе приходить каждую ночь и душить…
– Буди Рундельштотта, - сказал я, - и пойдем на крышу.
Он охнул:
– На крышу? Ты не шутишь? Чтобы падать так уж падать?
– Зато какой вид откроется, - сказал я.
– Не пожалеешь!… Пока будешь падать, столько увидишь!… А вдруг еще и летать научишься?
Он отмахнулся и ушел будить Рундельштотта, я заспешил на крышу замка. Там удобная площадка с каменным бордюром, я вытащил из кармана коробочку с альпинистским карабином, там чуточку вздрогнуло под пальцем, а головка веревки, что для меня все равно не веревка, а леска для рыбной ловли, выстрелила в стороны тремя штырьками.