Всегда говори «Всегда» – 4
Шрифт:
– Да какие же они чужие? Они твои!
Ольга не нашлась, что возразить. Тем более что в ванной закричал Костик:
– Я кран не могу закрыть!
– Так кисточки мыть надо! Они же засохнут! – подключилась к воспитательной беседе Надя.
– Я сейчас отмою! – Машка схватила кисти. – Мам, прости, я больше так не буду…
– Ладно… – Ольга забрала у нее кисти. – Я сама отмою. Покажешь, что нарисовала.
Маша улыбнулась, но тут же смутилась:
– А вы смеяться не будете?
– Не будем! – хором заверили
– Вот!
Маша достала из папки лист ватмана и протянула им. Зеленой краской, размашистыми мазками на нем был нарисован не то танк, не то увядший букет…
Ольга покрутила ватман в руках, пытаясь определить, с какой стороны лучше рассматривать рисунок.
Надя, хмыкнув, забрала у нее лист и тоже стала крутить.
– Ну, как? Похож? – поинтересовалась Маша.
– Ну… в общем… – неуверенно глядя на Надю, начала Ольга.
– На кого похож-то? Кто это?! – не утруждая себя дипломатией, в лоб спросила Надежда.
– Как – кто? Это папа!
Переглянувшись, Ольга с Надей захохотали. И даже когда Машка обиженно поджала губы, не смогли остановиться.
Ольга взяла портрет и пошла к Барышеву.
– Сереж…
– Оль… я надел другой галстук. А тот, наверное, правда в Новосибирске остался.
– Сереж, это ты! – Она протянула ему Машин рисунок.
– Почему я? – Сергей тоже начал вертеть лист в руках, пытаясь понять, с какой стороны смотреть.
– Так Маша говорит.
– Да? А что… по-моему, ничего. Симпатичный. – Он обнял ее, поцеловал в шею.
– Ты ботинок нашел?
– А? Нет… Да черт с ним, в других поеду.
– Сереж, как думаешь, какие шторы на кухне повесить – розовые или голубые? – Смеясь, она уворачивалась от его поцелуев, но он все равно успевал поймать губами ее лицо, руки, шею…
– Какие шторы, Оль… А! Шторы! Лучше желтые… Желтые-желтые, я где-то видел – так красиво! Даже в пасмурный день будто солнце светит.
И как же она не догадалась сама!
Сергей бережно уложил Машкин рисунок в кейс.
– С собой возьму, – пояснил он. – В «Стройкоме» повешу. Портрет генерального.
Поцеловал Ольгу на прощание и ушел.
Желтые-желтые шторы…
Чтобы солнце светило даже в пасмурный день.
А вечером они напекли пирогов.
С капустой. С картошкой. С грибами. И печенью…
Вернее, пекла Надя, а Ольга лишь помогала.
– О какие! – восхитилась Надежда, доставая из духовки противень с ровными рядами золотистых, пышущих жаром пирожков. – Мастерство не пропьешь!
Она поймала на себе тревожный взгляд Ольги и усмехнулась:
– Ну, чего ты смотришь? Вот такая у меня спасительная самоирония…
Поставив противень на стол, Надя начала перекладывать пирожки в блюдо.
– Надюш…
Ольга попыталась помочь ей, но обожглась и отдернула руку.
А может, не пирожки ее обожгли,
– Оль, не мучайся, – Надя ловко поддевала пирожки деревянной лопаткой, подхватывала двумя пальцами и быстро, не успевая обжечься, один за другим складывала их горкой. – Я хочу жить! Хочу воспитывать Дим Димыча! И я больше не буду пить!
Последний пирог увенчал горку, рискуя упасть, но – удержался, словно подтверждая серьезность ее намерений.
– Ты это так легко говоришь…
Ольга вспомнила беззубую бомжиху в грязной палате, одинокую тапочку на примятой клумбе и опять ощутила страх за Надьку – а вдруг разбилась бы, вдруг отравили бы…
– Я действительно боюсь за тебя, Надя.
– Я знаю. – Надежда села перед ней на корточки, положила голову на колени и прошептала, вороша свои рыжие кудри: – Я это всегда знала, даже когда ругалась и выгоняла тебя! Оль, прости меня.
– Пироги! – завопил прибежавший Костик и схватил тот – самый верхний и неустойчивый, который был символом честности Надькиных слов.
– Осторожно, горячие! – подскочила Ольга и накидала на тарелку еще несколько пирожков. – Вот, отнеси Диме и Маше.
– Пироги! – Костик умчался с тарелкой, на ходу откусывая кусок.
Надя так и не сдвинулась с места.
– Надь, ты с ума сошла! – Ольга за плечи подняла ее и усадила на стул. – Ну, при чем тут прости?! Ты просто будь собой, Надя! Собой, настоящей. Обещаешь? – Она легонько потрясла ее за плечи и улыбнулась.
– Обещаю! – тряхнув рыжей гривой, Надя вскинула руку в пионерском салюте. – Клянусь быть настоящей!
Они рассмеялись, обнялись и съели по пирожку, скрепив клятву.
– У меня с капустой, – жуя, заявила Ольга.
– И у меня. Значит, не вру…
Она надела алое платье.
Сделала высокую прическу. На пальце – кольцо с бриллиантом и гравировкой по кругу «люблю», в ушах серьги от «Булгари». Интересно, он заметит, что она сногсшибательна?
Поймет, что старалась для него?
Если и не поймет, то желтые шторы на кухне подскажут.
Но Сергей заметил и понял, едва переступил порог.
Он замер, восторженно глядя на Ольгу, потом обнял и прошептал, уткнувшись ей в волосы и вдыхая знакомый аромат духов:
– Какая ты… у меня слов нет…
– Я соскучилась, – обняла его Ольга.
– Я тоже…
Целоваться нельзя – коралловая помада мешает. И жалко нарушать целостность этого образа, созданного специально для него – Сергей это понял.
Да и Надька вдруг появилась в прихожей во всей красе – в новой голубой юбке с оборкой в пол и белой блузке с принтом Микки-Мауса. Все это она выбрала сама вчера в магазине, и Ольга только порадовалась той прежней Надьке, которую не пугали яркие краски и необычные принты.