Всегда, когда любишь
Шрифт:
Лицо ее мгновенно посуровело, и на Боудена градом посыпались упреки.
— Не спорю, твоя ненависть к Давалосу вполне объяснима. — Однако у него хватило сил возразить: — Он обесчестил твою мать и не женился на ней. Но вот уже десять лет, как Давалоса нет в живых, и сейчас он ничего не может изменить. Однако ты должна верить, что он пытался это сделать, как-то искупить свою вину перед вами. Разве не он оставил тебе то, чем ты сейчас владеешь?
Саванна фыркнула:
— Деньги не играют для меня никакой роли. К тому же, как тебе известно, все, что мне от него досталось, — это полуразвалившийся дом и оставшиеся от плантаций его семьи полторы сотни
— Это уж точно, госпожа, — поддакнул старик. — И как замечательно, что вы выправили наши вольные! Сделали нас свободными!
— Не только это, — с горячностью заявил Боуден. — На последние деньги она отремонтировала дом и поселила там Элизабет. А сама живет здесь, в этой забытой Богом и людьми дыре. Может, это ты потакаешь ее упрямству?
Боуден почти перешел на крик, дав волю своему бурному темпераменту. Последней каплей, переполнившей чашу его гнева, был взгляд, которым обменялись Саванна и Сэм. Пусть, мол, потешится, а мы потерпим. И Боуден, хватив кулаком по столу, заорал:
— Господи Боже мой! Вы оба просто сошли с ума! Неужто не понимаете, что наступит день и Майкейя или кто-нибудь подобный ему придет и схватит вас. И если оставит тебя в живых, Саванна, на что вряд ли можно надеяться, зная этого типа, то обязательно изнасилует, и ты даже не будешь знать, кто отец ребенка, поскольку с тобой позабавится вся его шайка.
Услышав столь ужасное предсказание, Саванна побелела как полотно, а в глазах ее промелькнул страх, что несколько успокоило Боудена. Теперь по крайней мере он знает, что Саванна не до конца утратила чувство опасности. И, глядя на ее помрачневшее, напряженное лицо, Боуден перестал сердиться и ласково произнес:
— Я люблю тебя и не вынесу, если с тобой что-нибудь, случится. Неужели ты не позволишь тебе помочь?
Она промолчала, и это еще больше воодушевило его.
— Я знаю, чего тебе стоило восстановить остров Стэк после того, как четыре года назад его затопило во время землетрясения, и ты очень гордишься этим. Но жить тебе здесь нельзя! Ты молода, красива и не можешь прозябать в этом проклятом болоте! — Он глубоко вздохнул. — Гордость — это прекрасно, но нельзя подчинить ей всю свою жизнь!
Слова Боудена ранили Саванну в самое сердце, но она не могла не признать, что он абсолютно прав, хотя испытывала при этом горечь и боль. Она отдавала себе отчет в том, как рискует, и Боуден глубоко ошибался, если думал иначе. В то же время ей было здесь хорошо, потому что она выросла в этих местах. Новый Орлеан, таивший в себе множество соблазнов, и восхищал ее, и в то же время немного пугал. Когда-то Кампо-де-Верде славился своими плантациями, теперь же от них осталось всего несколько акров земли, но Боуден помог отремонтировать дом и надворные постройки, подновить и починить дамбы и пристани. Дети Сэма, Исаак и Мозес, вместе со своими семьями обрабатывали оставшуюся землю, а мать Саванны вела жизнь, не лишенную некоторого комфорта и даже изысканности. Саванна же в этом доме чувствовала себя неуютно и через пять лет, когда ей исполнилось восемнадцать, заявила матери и Боудену, что хочет жить самостоятельно, взяла с собой Сэма и вернулась в маленькую таверну, которой управляла Элизабет, пока Давалос был жив.
Смерть Давалоса ввергла Элизабет в полное отчаяние, а Саванна до сих пор не могла избавиться от чувства стыда, стоило ей вспомнить свое отношение к отцу. Она никогда по-настоящему не любила этого темнокожего чудака, вечно скитавшегося вдали от дома, но в памяти ее он так и остался источником веселья и радости для нее и матери. Саванна выучилась говорить по-испански, хотела, чтобы отец гордился ею. И он гордился. Она вспомнила, как во время их последней встречи поздоровалась с ним по-испански и зарделась от его похвалы. И так живо было это воспоминание, что Саванне казалось, будто и сейчас ее щеки пылают. Увы! Хорошие воспоминания тонули в плохих, потому что их было гораздо меньше. Ей не забыть слезы матери и горе, поселявшееся в доме всякий раз, как Давалос их покидал.
Саванне стоило немалых усилий прогнать печальные воспоминания. Она улыбнулась Боудену и с нарочитой беспечностью произнесла:
— Не надо так беспокоиться, Боуден. Никак не можешь смириться с тем, что я повзрослела и больше не нуждаюсь в твоей помощи, могу сама за себя постоять?
Боуден фыркнул и хотел снова съехидничать, как вдруг зазвенел серебряный колокольчик над дверью, в глазах Саванны появилась тревога, а сама она побелела как мел, не в силах оторвать взгляд от колокольчика, словно ждала, что он опять зазвенит. Она явно была обеспокоена.
— Что это? — спросил Боуден, невольно схватившись за пистолет, в то время как Саванна взяла винтовку, ту самую, с которой его встретила, вытащила из-под прилавка еще одну и молча бросила кузену.
— Колокольчик — наш условный сигнал. Сэм в опасности! Что-то случилось!
Глава 2
— Проклятие, что за условный сигнал? — свистящим шепотом спросил Боуден, схватил винтовку и прижался к стене, заняв оборону.
— Пропади все пропадом! — бросила Саванна. — Мы развесили сонетки по всему дому в наиболее удобных местах. Один звонок — это беда, два — угроза, три — приближение чужаков. То ли с Сэмом что-то стряслось, то ли…
— То ли пожаловал Живодер Майкейя, — с нарочитым спокойствием произнес Боуден.
Саванна тряхнула своими золотистыми волосами и тихо сказала:
— Ай-яй-яй, до чего же ты умный!
Со стороны кухни донесся шум, там, похоже, завязалась драка, и оба, переглянувшись, похолодели от ужаса. Боуден исчез в полумраке комнаты, а Саванна бросилась к стойке, пряча винтовку, чтобы в нужный момент она была под рукой.
Увлеченные разговором, они не заметили, как стемнело, и не зажгли свечи и лампы, так что таверна оказалась погруженной во мрак. Саванна даже не могла различить в темноте силуэт стоявшего в углу Боудена, но одно лишь сознание, что он здесь, придавало ей силы и успокаивало.
Вдруг из коридора, соединявшего комнату с кухней, кто-то грубо втолкнул в дверь Сэма с перекошенным от боли лицом и заломленной за спину правой рукой. В следующую минуту Саванна увидела Майкейю Ятса, заросшего щетиной до самых глаз и с длинными космами, который приставил нож к горлу старика и растянул свои мясистые губы в самодовольной улыбке.
Вряд ли можно было назвать Майкейю Ятса безобразным. У него были синие глаза, а правильные крупные черты лица великолепно сочетались с большим сильным телом. Жаль только, что он был не в ладах с водой и мылом и еще имел дурную привычку ни за что ни про что убивать всякого, кто докучал ему или просто попадался под руку, когда он бывал не в духе. В свои тридцать шесть он уже прославился как грабитель и убийца. Саванна и Боуден знали его еще со времен Крауз-Нест.