Всего одна неделя

Ховард Линда

– Блэр, ты просто капризничаешь.

Да, именно так оно и было. Когда мне станет лучше, я, наверное, раскаюсь, но сейчас право на капризы казалось вполне заслуженным. Судите сами, если нельзя капризничать даже тогда, когда тебя ранили, то зачем вообще на свете существуют капризы?

Как только Кейша закрыла дверь фургона, я сердито добавила:

– Даже не надейся, что пересплю с тобой еще хоть раз!

Глава 11

– Значит, вы спите с лейтенантом Бладсуортом? – с улыбкой поинтересовалась Кейша.

– Это все в прошлом, – фыркнула я. Ну и что из того, если прошлое

закончилось лишь сегодня утром? – Может не надеяться, следующего раза не дождется.

Было немного неприятно вдаваться в подробности собственной личной жизни, но уж так сложилась ситуация.

Рыжий вел машину непростительно, нестерпимо медленно. Не знаю, всегда ли он отличался подобной осторожностью и осмотрительностью – если везешь умирающего, качество не слишком похвальное – или же просто хотел как можно дольше – до самого госпиталя – слушать женские разговоры. Казалось, ни одна живая душа, кроме милой Кейши, ни единый человек, абсолютно никто в целом мире не считал, что мое состояние заслуживает волнения или хотя бы серьезного внимания.

Зато Кейша меня понимала. Ведь она добыла для меня печенье, достала из машины сумку. Добрая, сочувствующая душа.

– Этого парня будет не так-то легко опрокинуть, – задумчиво заметила она. – Это не каламбур, я серьезно.

– Женщина должна делать то, что должна делать женщина.

– Верно, сестричка.

Мы обменялись понимающими взглядами. Мужчины – непростые создания. Нельзя позволять им одерживать верх. Но с другой стороны, во всем есть свои плюсы. Слава Богу, что Уайатт оказался таким сложным человеком. Во всяком случае, было о чем подумать, кроме того неприятного факта, что кто-то упорно пытается меня убить. Я еще не была готова адекватно воспринять такой поворот собственной биографии. Некоторое время мне предстояло провести в полной безопасности, и это уже неплохо: появится возможность хотя бы перевести дух. Так что, пока не восстановятся силы, вполне можно сконцентрироваться на личности Уайатта и списке его провинностей.

По прибытии в госпиталь меня вытащили из машины и отнесли в отдельную маленькую палату. Правда, отдельной ее можно было назвать лишь условно, поскольку от коридора этот закуток отделяла не дверь, а занавеска. Я сразу поступила в полное распоряжение двух жизнерадостных, дружелюбных и на редкость умелых и проворных медсестер. Они мгновенно расправились с окровавленной одеждой, ловко стянув и топ, и лифчик. Мне особенно жаль было приносить в жертву лифчик – любимый, из прекрасных кружев и ктому же из гарнитура с трусиками. Теперь и трусики нельзя будет надеть; скучать им, бедным, пока не соберусь купить подходящую компанию. На меня напялили бело-голубой больничный халат, который трудно было бы назвать модным или даже современным, и велели лежать, пока не закончатся предварительные процедуры.

Руку развязали, и теперь уже можно было набраться мужества и взглянуть.

– Ой! – не удержалась я и сморщилась.

Пуля вырвала с внешней стороны руки, немного ниже плеча, солидный кусок. Попади она немного выше, непременно раздробила бы плечевой сустав, и положение оказалось бы гораздо серьезнее. Но и моя рана выглядела не слишком красиво: трудно было представить, что ее можно аккуратно зашить.

– Не так уж и страшно, – успокоила одна из сестер. Именной значок свидетельствовал, что ее зовут Синтия. – Ничего, кроме тканей, не задето. Но зато, наверное, чертовски больно, так ведь? Не будем о грустном.

Сестры оперативно измерили

все, что поддавалось измерению. Пульс немного учащенный, но как могло быть иначе? Дыхание в норме. Кровяное давление повышено, но не слишком. Можно сказать, что на огнестрельную рану мой организм реагировал довольно вяло. Но не стоит забывать, что я была здорова как лошадь и к тому же в прекрасной физической форме.

Мне страшно было даже подумать о том, что станет с этой формой к моменту выздоровления. Через пару дней начну дыхательную гимнастику, потом займусь йогой, но еще по крайней мере целый месяц нельзя будет делать никаких физических упражнений, а тем более поднимать тяжести. Если последствия огнестрельного ранения похожи на те травмы, которые мне доводилось переживать в прошлом, то даже после исчезновения основных симптомов потребуется немало времени на восстановление мускулатуры.

Рану основательно почистили – больнее не стало, так как уже и без того было очень больно. Мне крупно повезло, что топ – одежда без рукавов и поэтому в ране не застряли частицы ткани. Это значительно упростило процедуру.

Наконец пришел доктор, тощий долговязый парень с морщинами на лбу и веселыми голубыми глазами. Значок на груди гласил, что его фамилия Макдуфф.

– Неудачное свидание? – шутливо поинтересовался он, натягивая перчатки.

Я ошеломленно замигала:

– Откуда вы знаете?

На сей раз удивился доктор.

– Вообще-то я слышал, что стрелял снайпер.

– Так оно и было. Только случилось это в самом конце свидания.

Если, конечно, можно назвать свиданием преследование вплоть до самого пляжа и захват во сне. Доктор рассмеялся:

– Все понятно. – Потом он внимательно осмотрел рану и задумчиво потер подбородок. – Мы можем наложить швы, но если вас беспокоит вероятный шрам, то лучше пригласить хирурга-косметолога. В нашем городе работает доктор Хоумз, он прекрасно справляется с любыми шрамами, делает их практически незаметными. Правда, в этом случае вам придется задержаться в госпитале значительно дольше.

Я не столь глупа, чтобы сходить с ума от мысли о шраме на руке, к тому же мне кажется, что получить огнестрельное ранение и не оставить ничего на память о таком значительном факте биографии просто непростительно. Только подумайте, какой замечательный повод для рассказов будущим детям и внукам! Ну и, разумеется, мне вовсе не хотелось болтаться в госпитале дольше, чем это абсолютно необходимо.

– Зашивайте, – скомандовала я.

Доктор слегка удивился, но спорить не стал. Заморозил руку, а потом с необыкновенным старанием стянул края раны и принялся тщательно их сшивать. Наверное, мое доверие подстегнуло профессиональную гордость, и он решил создать шедевр в области наложения швов на огнестрельную рану.

Во время процедуры в коридоре раздались шаги.

– Это моя мама.

Доктор Макдуфф взглянул на одну из медсестер:

– Попросите посетителей не входить до тех пор, пока я не закончу операцию. Еще несколько минут.

Синтия выскользнула из палаты, не забыв при этом плотно задернуть занавеску. В коридоре послышался ее приглушенный голос, а потом громкий, не терпящий возражений голос мамы:

– Мне необходимо видеть дочь. Сейчас же!

– Ничего не поделаешь, – успокоила я доктора Макдуффа. – Вряд ли Синтия сможет противостоять маме. Не волнуйтесь, она не станет кричать, не упадет в обморок и не начнет хватать вас за руки, просто ей надо убедиться, что я жива. Это же мама.