Всего одно злое дело
Шрифт:
Состояние рыбы, выброшенной на берег, не полностью соответствовало состоянию Барбары, ехавшей на своем древнем «мини» по улицам этого района. Вся надежда была на то, что Ажар, внимательно изучавший карту на соседнем сиденье, найдет, наконец, искомый дом. Ей немного повезет, и она не будет чувствовать себя в нем как беженец из разрушенной войной страны, приехавший на машине, пожертвованной известной христианской организацией.
Однако ей не повезло. Дом, о котором Ажар тихо сказал: «Кажется, это то, что мы ищем», стоял на углу Фрэнк-Диксон-клоуз. Он
Ухоженная лужайка перед домом, без единого торчащего стебелька, была разделена на две части дорожкой, вымощенной плиткой, которая вела к входу. С каждой стороны дорожки уличные светильники освещали цветочные клумбы. В каждом окне самого дома было видно по искусственной свече – свидетельство наступившего сезона праздников.
Барбара припарковалась, и они с Ажаром уставились на это великолепие. Наконец Хейверс смогла произнести:
– Кажется, здесь не принято экономить.
Она посмотрела на соседние дома. Каждый дом, который попадался ей на глаза, стоил невероятных денег. Вне всякого сомнения, Фрэнк-Диксон-клоуз был мечтой домушника, превратившейся в реальность.
Когда Барбара и Таймулла постучали в дверь, никто не открыл. Под праздничным венком они нашли звонок и позвонили. Теперь им повезло больше, так как внутри дома они услышали: «Хамфри, дорогой, ты можешь открыть?» Через мгновение множество замков были переведены из положения «закрыто» в положение «открыто», дверь распахнулась, и перед Хейверс и Ажаром предстал отец Анжелины Упман.
Таймулла рассказал Барбаре, что Хамфри Упман был управляющим банком, а мать Анжелины – детским психологом. Он, правда, не упомянул, что мужчина был расистом, однако это сразу стало понятно. Его выдало выражение лица. Это выражение называлось «все соседи могут идти к черту»; ноздри Упмана раздувались, и он заблокировал дверь, как будто боялся, что Ажар сейчас ворвется в дом и вынесет фамильное серебро.
– Чем обязан… – произнес он, и было понятно, что он знает, кто такой Ажар, хотя и не очень понимает, кто такая Барбара.
Хейверс взяла ситуацию в свои руки, показав ему свое удостоверение.
– Хотелось бы поговорить, – пояснила она, пока тот пристально изучал документ.
– И что нужно от меня полиции?
Хамфри вернул удостоверение, но не открыл дверь, продолжая блокировать ее своим телом.
– Разрешите войти, и я с удовольствием объясню вам, – сказала Барбара.
Он подумал секунду и, показав пальцем на Ажара, сказал:
– Этот останется здесь.
– Сильно сказано, но это не лучшее начало для нашего диалога.
– А мне ему нечего сказать, – ответил банкир.
– Это хорошо, потому что ничего говорить и не нужно.
Барбара размышляла, сколько еще времени может занять этот спор на пороге, когда за его спиной раздалось:
– Хамфри, что слу…
Голос женщины замолк, когда через плечо мужа она увидела в дверном проеме Ажара.
– Анжелина пропала, – обратился к ней Таймулла. – Ее нет уже целый месяц. Мы пытаемся…
– Нам хорошо известно, что она пропала, – вмешался Хамфри Упман. –
Хейверс хотела спросить у него, всегда ли он испытывал такие теплые отцовские чувства по отношению к дочери, но не успела.
– Впусти их, Хамфри, – сказала мать Анжелины.
На что он, не глядя на нее, произнес:
– Мусору не место в этом доме.
Барбаре пришло в голову одно милое простонародное выражение, но она понимала, что его слова не относятся к ней. Целью его грубости был Ажар.
– Господин Упман, если вы будете продолжать в этом же роде…
Госпожа Упман прервала ее:
– Впусти их, Хамфри.
Тот помедлил – совсем чуть-чуть, просто чтобы показать жене, что позднее ей придется ответить за свои слова, – затем развернулся на каблуках и позволил ей распахнуть дверь и дать им войти. Миссис Упман провела их в гостиную, изумительно декорированную, однако без каких-либо признаков вкуса хозяйки. Было видно, что это работа профессионального декоратора. Через большие французские окна был виден сад – светильники, освещающие дорожки, фонтан, статуи, пустынные клумбы и лужайка.
В углу комнаты стояла елка – еще не украшенная, но было очевидно, что их приход оторвал Рут-Джейн именно от этого занятия. На полу были разложены гирлянды, а на камине стояла коробка с украшениями.
Она не предложила им сесть – не предполагалось, что они задержатся надолго – и спросила:
– У вас есть основания предполагать, что моя дочь мертва?
Это было произнесено голосом, начисто лишенным эмоций.
– Она с вами связывалась? – спросила Барбара.
– Когда она связалась с этим человеком, – косой взгляд на Ажара, – мы прекратили с ней всякое общение. Она не хотела понять нас, а мы не понимали ее. Поэтому мы отказались от общения с ней. – Миссис Упман обратилась к Таймулле: – И что же, она все-таки ушла от вас? Ну, а чего еще можно было ожидать?
– Она уже уходила от меня один раз, – сказал Ажар с чувством собственного достоинства. – Мы пришли к вам, потому что моим единственным желанием…
– Неужели? Неужели она уже уходила от вас? Но почему-то в тот раз, когда бы это ни было, вы не примчались сюда с расспросами. Почему же вы появились сейчас?
– Она пропала вместе с моей дочерью.
– Это с которой? – И, заметив удивление на лице Ажара, Рут-Джейн гордо добавила: – Да, мистер Ажар, мы все о вас знаем. В том, что касается вас, Хамфри хорошо поработал и получил от меня высокую оценку.
– Анжелина увезла с собой Хадию, – нетерпеливо вмешалась Барбара. – Я думаю, вам не надо объяснять, кто она такая?
– Полагаю, это та девочка, которую родила Анжелина.
– А я полагаю, что это та девочка, которая еще и скучает по своему папе.
– В любом случае, она меня не интересует. Так же, как и Анжелина. Так же, как и вы. Ни я, ни мой муж, никто из нас не знает, где она находится, куда направляется и где окажется в будущем. Что-нибудь еще? Я хотела бы закончить украшение елки, если вы не возражаете.