Всего одно злое дело
Шрифт:
Синьор Медичи вернулся с большой истрепанной картой дорог Тосканы и разложил ее на глубоко изрезанном кухонном столе, который стоял в середине кухни. Сальваторе внимательно посмотрел на нее, пытаясь поточнее вспомнить, на каком конкретно повороте случился несчастный вылет. Он пальцем провел по пути, по которому добирались они с инспектором Линли, и дошел до первого съезда с главной дороги, на который они свернули, когда синьора всхлипнула, а синьор произнес проклятие.
– Che cosa sapete? – спросил у них Сальваторе. – Dovete dirmi tutto [248] .
248
Что
Сейчас ему уже было абсолютно очевидно, что они знают об Апуанских Альпах гораздо больше, чем готовы поведать. Для того чтобы убедить их рассказать все, что они знают, Сальваторе решил, что у него нет другого выхода, и рассказал им о возможном участии Роберто в совершении серьезного преступления.
– Ma lei, lei [249] , – прошептала синьора своему мужу. Она схватила его за руку, как будто искала поддержки.
– Chi? [250] – потребовал Сальваторе. – Кто была эта «она», о которой говорила синьора?
249
Но она, она (итал.).
250
Кто? (итал.)
После обмена взглядами, полными агонии, синьор Медичи заговорил. Она была их дочь, Доменика, которая жила в закрытом монастыре высоко в Альпах.
– Монахиня? – спросил Сальваторе.
– Нет, она не была монахиней, – сказал синьор. Она была – в этом месте его губы скривились от отвращения – una pazza, un’imbecille, una… [251]
– Нет! – воскликнула его жена. – Это неправда. Она не была сумасшедшей. Она не была имбецилом. Простая девочка, которая хотела провести жизнь под сенью Господа, в браке с повелителем нашим Иисусом Христом, и которой этого не позволили. Она хотела молиться, она хотела медитировать. Она хотела уединения и тишины, и если он не понимает, что ее глубокая приверженность к католической религии сделала из нее натуру невероятно духовную и абсолютно невинную…
251
Сумасшедшая, имбецил (итал.).
– Они не взяли ее, – вмешался синьор Медичи, отмахнувшись от жены, защищавшей их ребенка. – У нее не хватает мозгов. И ты, Мария, знаешь это так же хорошо, как и я.
Из всего этого Сальваторе постарался сложить кусочки головоломки, которая, казалось, разрасталась с каждой минутой. Доменика не была монахиней, но жила в монастыре. Может быть, она была помощницей, слугой, поваром, прачкой? Может быть гладильщицей, помогавшей шить одеяния для священников из округи?
Синьор Медичи рассмеялся неприятным смехом. Все предположения Сальваторе были слишком сложны для его figlia stupida [252] . Она не была никем из вышеперечисленного. Скорее всего, присматривала за собственностью монастыря и жила в комнатах над монастырскими стойлами. Доила коз, выращивала овощи и воображала себя частью сообщества. Она даже называла себя сестра Доменика Джустина и сшила для себя из скатертей, которые взяла здесь, в Лукке, некоторое подобие монашеской одежды, которую носили сестры.
252
Глупая дочь (итал.).
Во время монолога мужчины его жена заплакала. Она отвернулась от мужа и сжала руки на коленях. Когда синьор Медичи закончил, она повернулась к Сальваторе и сказала: «Figlia unica» [253] , – что в некоторой степени объяснило и ее горе, и
253
Единственная дочь (итал.).
Несмотря на их нежелание обсуждать Доменику, Сальваторе должен был задать следующий вопрос. Мог ли Роберто Скуали, по их мнению, направляться в монастырь, где жила их дочь? Поддерживал ли он связь с Доменикой, после того, как она там поселилась?
Этого они не знали. Подростками их дочь и Роберто были близки, но то время ушло, когда Роберто понял всю ограниченность их с Доменикой дружбы. Это не заняло у него много времени и было ожидаемо. Жизнь Доменики во многом определялась прерванными отношениями с людьми, которые понимали, что та, кто выглядел как глубоко духовная натура, на поверку оказывалась существом, которое просто не могло жить в окружающем мире.
Все это Сальваторе понимал, но это ни в коей мере не значило, что Роберто Скуали не мог ехать в горы, чтобы встретиться со своей кузиной. Было бы большой удачей, если бы он направлялся именно в монастырь. Несмотря на свою примитивность, сестра Доменика Джустина вполне могла рассказать что-то интересное о том, что случилось с английской девочкой.
Вилла Ривелли, Тоскана
Сестра Доменика Джустина искала Карину. Последние три дня девочка скрывалась от нее. Во время молитв и поста Доменика слышала, как девочка ходила по комнатам наверху, и она ощущала ее присутствие, когда девочка ждала, пока сестра Доменика поймет, что ей надо делать дальше. Сейчас девочка была где-то рядом с виллой Ривелли. Сестра Доменика Джустина была спокойна в своей уверенности, что Господь выведет ее на девочку.
Так и произошло. Как будто ведомая ангелом Габриэлем, она прошла в залитый солнцем сад виллы с его звенящими фонтанами. Карины не было видно, но это было неважно. В дальнем конце сада находился Гротта деи Венти. В гроте было помещение с каменными, покрытыми ракушками стенами и четырьмя каменными статуями, из-под ног которых вода непрерывно струилась в русло родника, находившегося далеко внизу.
Воздух в гроте был прохладен и предлагал отдых в жаркий летний день. И здесь Доменика увидела маленькую девочку, которая, казалось, ждала ее.
Карина сидела на каменном полу, подтянув коленки к подбородку и обхватив их руками. Она пряталась в самом далеком и темном углу, и, войдя, сестра Доменика заметила, что девочка вся сжалась.
– Vieni, Carina, – мягко сказала она, протягивая руку. – Vieni con me [254] .
Девочка посмотрела на нее с загнанным выражением лица. Она начала говорить, но ее слова были не итальянские, и сестра Доменика Джустина смогла понять только некоторые из них.
254
Подойди, Карина. Подойди ко мне (итал.).
– Я хочу к мамочке, – сказала Карина. – Я хочу видеть папу. Я его не увидела, и где он теперь, и я не хочу больше сидеть здесь ябоюсьихочувидетьсвоегопапунемедленносейчас.
Во всем этом словесном потоке Доменика поняла только слово «папа».
– Tuo padre, Carina? [255]
– Яхочудомойихочусвоегопапу.
– Padre, si? – уточнила сестра Доменика Джустина. – Vorresti verde tuo padre? [256]
255
Твой отец, Карина? (итал.)
256
Отец, да? Ты хотела бы видеть своего отца? (итал.)