Вселенная за углом
Шрифт:
— Я их не видел, — серьезно сказал Костя. — А вот они нас, наверное, видели…
Говоря это, он невольно глянул в окно. И почувствовал, что у него в глазах темнеет. Он постоял еще у окна, поглядел на поляну. Потом сквозь зубы сказал:
— Славка, поди скажи дяде Мирону, чтобы срочно на крыльцо выходил. Разбуди, если спит. А мы сейчас Анну Лазаревну вынесем на воздух… Володя! — крикнул он, выбегая в переднюю. — Давай сюда, Володя!
Сергей падал с огромной высоты. Внизу была земля — расчерченные прямоугольниками поля, линии дорог, извилины реки, красные крыши домов, церквушка,
Рука инстинктивно дернулась рвануть парашютное кольцо. Но никакого парашюта не было, Сергей просто-напросто валился с небес на матушку-Землю, и никакой помощи не предвиделось.
Противно засосало под ложечкой.
«Ну нет, — подумал Сергей, стискивая зубы, — так просто я не дамся!» И вспомнив, как учили в армии, стал разворачивать свое тело в воздухе, стараясь направить его туда, где аккуратным квадратиком голубел пруд.
И тут они появились. Легкие и узорчатые, как снежинки, только черные. Налетели скопом, закружились, как метель, облепили со всех сторон, слились в сплошной мерцающий кокон — и Сергей перестал падать. И ветер уже не свистел в ушах, и тело расслабилось, словно он невесомо парил над землей.
«Чудеса!» — восхитился Сергей.
Но чудеса для него только начинались. Вращающийся кокон стал просветляться и наконец сделался совсем прозрачным. Сергей снова увидел под собой Землю. Но теперь не было внизу ни полей, ни деревни с церковью, только вода, от края до края свинцово-серая, вспененная, мрачная. Не успел Сергей удивиться этому, а его уже перевернула какая-то невидимая сила, кокон на мгновение помутнел, потом опять просветлел, и Сергей увидел, что Земля стала вертикальной стеной и несется мимо него куда-то вверх. Совсем рядом, рукой подать, проносились лабиринты улиц, переплетения автострад, железных дорог, корпуса громадных заводов. Потом Сергея опять перевернуло, и вместо города возникли стремительно летящие хлопья снега, а сквозь снежную пелену смутно проступали заснеженные льды и темная, тускло поблескивающая вода, торчали торосы…
«Ну и ну! — изумился Сергей. — Вот это швыряет — будь здоров! Куда-то к полюсу, что ли, забросило… Как в кино!»
И вот тут его действительно швырнуло — так яростно, что у Сергея в глазах потемнело, — а потом начало непрерывно кружить и переворачивать; он только и успевал заметить, что Земля появляется то справа, то слева, то вообще вверху, вместо неба. А река, горы, города проносились мимо с такой быстротой, что ничего нельзя было разобрать, и от этого безостановочного мелькания одолевала тошнота.
Сергей крепко зажмурился, стиснул зубы, сжал кулаки. «Это вы что же делаете?! — мысленно адресовался он неизвестно к кому. — Болтанку теперь устроили… Ох и болтанка! Но я-то выдержу, я-то выдержу все равно, так и знайте!»
Однако вскоре он засомневался, что выдержит. Его вертело и швыряло — того гляди, кости из суставов повыдергает; его то сгибало в три погибели, то рывком растягивало во всю длину. «Похоже, конец мне!» — не то подумал, не то ощутил в какой-то момент Сергей, шалея от пронзительного свиста и тяжкого грохота вокруг.
И тут снова произошла перемена. Прекратилась болтанка, утихли свист и грохот, только со всех сторон начало булькать и гулко чмокать — будто вода в трубу всасывалась. А воздух вдруг затвердел и, как клещами, сдавил тело.
Сергей застонал от нестерпимой боли и удушья и рухнул в
А потом он увидел себя со стороны — словно чьим-то чужим зрением, — увидел, как крохотное, хрупкое существо, беспомощно висящее в воздухе. И понял — тоже чужим сознанием, — что это существо сейчас с трудом удалось спасти, удалось вытащить его из громадной извилистой трещины в пространстве, прошедшей сквозь десятки слоев континуума, и что теперь его нужно протолкнуть обратно в защищенную сферу сквозь оболочку силового поля, а для этого придется отключить его сознание — которое не сможет выдержать перехода из одного пространства в другое — и на время соединить его с Единым Разумом. На очень короткое время, поскольку частное, ограниченное сознание неспособно вместить в себя Великое Единство и неминуемо начнет распадаться.
Сначала у Сергея было два сознания — свое, обычное, и то, чужое, странное. «Своим» сознанием он очень удивлялся этим чужим мыслям. Что это за Единый Разум и Великое Единство? И что такое континуум? Он и слова-то такого вроде не слыхивал, а теперь оно откуда-то взялось. И что вообще происходит?
Но потом его, должно быть, отключили-подключили, или как это там называлось, и он перестал быть Сергеем Свиридовым, а сделался частью громадного организма и ощутил, что своим исполинским телом он покрывает поверхность всей планеты, проникает в ее недра и парит в атмосфере, вплоть до ее границ, до силовой оболочки, которая пока противостоит непрерывному чудовищному натиску извне.
«Подключение» было очень кратким, счет шел, наверное, на секунды. Но и за эти мгновения Сергей успел ощутить страшное напряжение, мучительную тревогу, пронизывающую весь этот громадный и сложный организм. И он успел понять, что это — тревога за Жизнь. Не за какое-то отдельное существо, а за все живое. И за свой разветвленный и многообразный организм, спаянный Великой Гармонией, и за хрупких маленьких существ с чужой планеты. Потому что и Единый Разум, и разрозненные искорки сознания — это Жизнь, это живая субстанция, а не холодная материя космоса, не межзвездная пыль, не мертвые скопления атомов. А Жизнь не делится на высшую и низшую, она едина и неделима, и нельзя пожертвовать одной ее частицей ради другой.
Самое же страшное и противоестественное было в том, что приходилось все же делать выбор, приходилось жертвовать одной формой жизни ради другой. Это было связано с чужой планетой, с хрупкими беззащитными существами, сознание которых было так странно ограничено и разрознено, — приходилось выбирать между своей жизнью и этой, чужой. Единый Разум весь содрогался от чудовищности, несправедливости, невозможности этого выбора, и от страстного стремления сохранить свою жизнь, и от страха за чужую жизнь, которой грозил гибелью каждый миг промедления.
Это были не мысли, скорее ощущения. Сергей ощутил страдания Единого Разума, но не успел понять, каким образом возникла эта необходимость трагического выбора. Он только чувствовал, что должен теперь непрерывно следить за силовой полусферой, накрывающей участок Контакта, что должен немедленно ликвидировать трещины. Но трещины, из которых выползал влажный клубящийся туман, проходили и по его телу, причиняя ему страдания и ущерб. Он чувствовал, что и перистые деревья, и черные многоугольники, парящие в воздухе, и курчавая коричневая трава — это он, это части его организма.