Всем сестрам… (сборник)
Шрифт:
Она заплакала. Нет, так не будет. В конце концов, она тоже человек, и надо считаться с ее чувствами. Она зашла к нему в комнату. Он лежал с закрытыми глазами на кое-как заправленной постели. Спал. Она посмотрела на его измученное лицо, тихо вышла и осторожно прикрыла за собой дверь.
Назавтра она вызвала участкового врача. Врач долго читал бумаги и выписки. Тяжело вздохнул и с сочувствием посмотрел на Лину.
Они вышли из комнаты и прошли на кухню.
– Ну, вы наверно, все понимаете, – тихо
Лина кивнула. Он выписал обезболивающее и у двери коротко бросил:
– Держитесь!
Лина горько усмехнулась.
Она посмотрела на список, оставленный врачом: поильник, судно, памперсы, мазь от пролежней. Врач сказал, что теперь будет ходить районный онколог и что эта история – месяца на три-четыре. Скорее всего.
– Увы, здоровое сердце. Но боли подступают. В общем, готовьтесь. Будет несладко.
Лина позвонила дочери. Та ошарашенно слушала.
– Ну, мам, не на улицу же его гнать!
Лина тогда возмутилась:
– Значит, ты считаешь, что после всего я должна этим всем заниматься?
– А кто? – удивилась дочь. – Тут его дом, и ты все еще его жена.
– Понятно, – сказала Лина и положила трубку.
Она сидела на кухне, не включая света, и пыталась понять, как жить дальше. На следующий день она поехала на работу и оформила отпуск. Он почти все время спал. Почти ничего не ел. Когда она приносила ему чашку бульона или подносила судно, он говорил «спасибо» и отворачивал голову к стене.
Лина совсем перестала спать. Слушала стоны за стеной. Ждала, когда в сердце появится жалость. Пока была одна злость и негодование. «Где справедливость?» – думала она. И еще в голову приходили совсем страшные мысли: господь его покарал за все мои слезы, но при чем тут я?
Дочь заезжала раз в неделю. У нее своя жизнь, свои дела. Сидела у кровати и держала его за руку. Плакала. Он пытался шутить. Потом они плакали оба. Зареванная дочь выходила на кухню и обнимала мать.
– Не могу больше! – говорила Лина.
Дочь осуждала. Потом посоветовала сходить к психологу и дала телефон.
Через пару дней Лина поехала. Психолог принимал дома.
«Кто мне поможет?» – думала Лина, стоя перед дверью, обитой серым дерматином.
Дверь открыла женщина примерно Лининых лет. Они прошли в квартиру. Лина села на диван, а психолог устроилась за письменным столом напротив.
– Хотите чаю? – предложила она.
Лина думала, что разговор не сложится, но неожиданно для себя долго, в подробностях, рассказывала ей всю свою жизнь, вывалила все свои обиды.
Психолог слушала молча и кивала головой. Потом, когда Лина остановилась, сказала ей:
– Все понятно. Забыть ту боль, что он вам причинил, невозможно,
– Что будет? – усмехнулась Лина. – Да буду жить спокойно, своей жизнью. Знаете, я все еще верю в справедливость, как это ни смешно.
– Жестоко, – ответила психологиня. – Вот сейчас вы говорите только о своей боли и обиде. А что, разве хорошего ничего не было? Совсем ничего? Ну тогда, в молодости? Любовь, страсть, рождение дочери? Неужели за столько лет – и ничего хорошего? Зачем тогда вы столько терпели?
Лина ответила не сразу.
– Да нет, конечно, было и хорошее. Было. Только потом было столько всего ужасного, что все хорошее как-то забылось.
Психологиня тяжело вздохнула:
– Это вам кажется. В вас говорят злость и обида. Ему сейчас хуже, чем вам. У вас, в конце концов, впереди еще долгая жизнь, и, возможно, счастливая. А он наверняка раскаивается, и ему перед вами стыдно. И еще он благодарен вам – это тоже наверняка.
– Что мне его благодарность? – возмутилась Лина. – Знаете, каждому по заслугам. Просто ту женщину он пожалел, а меня – нет. Как всегда, меня – нет. Ее чувства он пощадил и не захотел предстать перед ней в неприглядном виде. Он же у нас мачо. А мне, мне можно все. Потому что на меня наплевать с высокой колокольни.
Лина замолчала и вытерла ладонью злые слезы. Она встала с дивана, открыла сумочку и вынула из кошелька деньги.
Перед тем как открыть ей дверь, психологиня сказала:
– Подумайте о себе. Сейчас вам главное – сохранить себя. Не делайте резких движений, это вам мой совет. Будьте великодушны, у всех в этой жизни – свой крест и своя мера страданий и обид.
– Страна советов, – усмехнулась Лина.
Она вышла на улицу и глубоко, до боли в легких, вздохнула. С неба падали мелкие снежинки и ближе к земле кружились в неспешном танце. Лина медленно шла по бульвару и не могла надышаться свежим и мягким морозным воздухом. Зажглись фонари, деревья и скамейки осветились мягким, желтым, почти сливочным светом.
У метро она зашла в уютное, маленькое, на три столика, кафе и заказала чашку кофе с молоком. Она села у окна и смотрела в окно. Мимо окна быстро шли люди, подняв воротники и надвинув капюшоны – метель усиливалась.
«Как все торопливо, – подумала Лина. – Как торопливо мы живем, как торопливо пролетает жизнь. Как надолго в душе остается боль. Как сложно с этим жить. Как сложно мириться с тем, что кажется тебе вопиющей несправедливостью! Как эта чертова жизнь выжигает душу обидой. И почти не остается места для жалости и сострадания».