Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1
Шрифт:
Однако пройдет совсем немного времени, и злато заставит булат служить ему, поначалу даже не подозревая об этом, затем — сокрушаясь, как это можно было так влипнуть, а совсем немного погодя — вполне сознательно…
Кризис жанра
Примерно к середине XI века произошел довольно ощутимый перелом в европейском коллективном сознании, перелом, который не мог
Тогда в Европе завершался процесс образования государств, создавалось какое-то подобие консолидированной защиты от внешних, неевропейских врагов, от нехристей иными словами. Формировалось понятие европейской общности.
Формировалась и система европейских ценностей, в которой не последнее место занимала идеология рыцарского сословия, призванного стать нравственным стержнем общества, эталоном духовности, носителем именно тех качеств, характеризующих человека, который, цитируя Сократа, «ест, чтобы жить, а не живет, чтобы есть», как это присуще большинству людей иных слоев общественной пирамиды.
Разумеется, это был некий идеал, зачастую всего лишь задекларированный, далекий от реалий бытия, но все же идеал, норма, ценность которой едва ли кто-нибудь осмелился бы оспаривать, по крайней мере, публично.
Понятно, что этим идеалом часто прикрывались, что его не менее часто извращали в угоду низменным страстям, что едко спрашивали у его верных носителей: «Если ты такой благородный, то почему же ты такой бедный?» Думается, все-таки, что такие вопросы, если и имели место, то произносились вслух крайне редко, потому что любой, самый бедный рыцарь занимал положение неизмеримо более высокое, чем самый богатый торговец.
Но вот приходит время, когда торговец, дождавшись того, что рыцарь отвоевал для него место под солнцем и прочие благоприятные условия, решает взять реванш за свое второсортное (вернее, третьесортное, так как торговцы составляли так называемое «третье сословие») положение в обществе и утвердить приоритет злата в его извечном споре с булатом. Сделать это было очень непросто, потому что господствующая идеология отвергала саму вероятность такого приоритета, так что перед реваншистом стояла задача ненавязчиво, этакой тихой сапой внедрить в общественное сознание те ценности, которые оно категорически отвергало как недостойные, низменные, плебейские, мужицкие и т.п.
КСТАТИ:
«Когда заботятся только о личной выгоде и забывают о чувстве долга — это называется величайшей подлостью».
Сюнь-цзы
И внедрить эту «величайшую подлость» в общественное сознание, сделать ее из порока добродетелью взялась очень даже златолюбивая сила, называемая духовенством.
Если учесть, из каких слоев населения оно рекрутировалось, какими ценностями руководствовалось и к каким целям стремилось, то не стоит удивляться тому, что именно духовенство и стало тем шприцем, посредством которого в относительно здоровую кровь был введен наркотик так недавно презираемых ценностей третьего сословия.
КСТАТИ:
«Перелистайте истории всех народов Земли: везде религия превращает невинность в преступление, а преступление объявляет невинным».
Дени Дидро
Нельзя ставить знак равенства между такими понятиями, как «Бог» и «религия» и уж тем более — между религией и Церковью. Они не более равнозначны, чем «отечество» и «государство» или «любовь» и «брак».
Господь — в высшем понимании этого слова — едва ли нуждается в слабо напоминающих космические корабли офисах, где служат чванливые клерки — одни бородатые, другие гладко выбритые, третьи обрезанные, но все одинаково настойчиво претендующие на доходные места посредников…
А тогда, в XI веке, духовенство необычайно талантливо сыграло свою роль, обрядив плебейскую алчность в плащ благородного защитника христианских ценностей.
Вот с этого-то все и началось…
В ноябре 1095 года в Клермоне состоялся церковный собор, на котором Папа Урбан II призвал всех христиан бороться за освобождение Гроба Господня (т.е. Иерусалима). Любопытно, что аргументация этого призыва к защите высших духовных ценностей была до неприличия прагматичной: «Земля та течет медом и млеком, — заявил почтенный отец Церкви, — Иерусалим — плодоноснейший перл, второй рай… Исторгните ту землю у нехристей и подчините ее себе!»
Толпа его слушателей, конечно же, немедленно возбудилась и заорала в один голос:
«Так хочет Бог!» Видимо, Бог их не услышал, иначе бы непременно покарал за такую дерзость. А может быть, услышал и покарал, только не сразу, не по нашим земным стандартам…
Толпа продолжала заходиться в пароксизме агрессии, как это всегда с ней бывает, когда она слышит из авторитетных уст страшное слово «можно», а затем один из кардиналов вышел вперед, дрожа всем телом, бухнулся на колени и от имени всех присутствующих начал читать молитву «Каюсь». Толпа неистовствовала…
Так начался Первый крестовый поход.
Всего их было семь на протяжении 200 лет — семь, если считать только большие, масштабные, но сколько было мелких, так сказать, под шумок…
Боже, какая мерзость.
Первый крестовый поход 1096—1099 гг. возглавили бароны Готфрид Бульонский, Раймонд де Сен-Жиль и Гуго Вермандуа. Они штурмовали не слишком хорошо охраняемый Иерусалим, взяли его, а затем просто так, возможно, для острастки, хладнокровно вырезали там 70 000 мирных жителей.
А по дороге туда они практически опустошили Богемию, Венгрию, Болгарию и Византию, которые от того, понятное дело, не пришли в восторг. Крестоносцы основали в Иерусалиме Латинское королевство, которое, правда, продержалось очень недолго, но это никого особо не волновало.
КСТАТИ:
«Наиболее суеверные эпохи всегда были эпохами самых ужасных преступлений».
Вольтер
Второй крестовый поход (1147—1149 гг.), который возглавили французский король Людовик VII и немецкий король Конрад III, не принес никаких ощутимых результатов, если не брать во внимание почти случайно отбитый у арабов Лиссабон, а также ограбленные порты всего европейского побережья Средиземноморья. Третий крестовый поход (1189—1192 гг.) закончился позорным провалом, хотя им руководили такие персоны как император Фридрих Барбаросса, французский король Филипп-Август и английский король Ричард Львиное Сердце.