Всемирная история в анекдотах
Шрифт:
— Нет, не в греки, Владимир Ильич, не в греки. Один грек вам весны не сделает. Ваш путь — из варяг в варяги: из варягов вышли, к варягам пришли. Кто сейчас больше всех работает на Россию? Гельмут Коль Рюрикович, Джордж Буш Рюрикович…
Владимир Ильич быстрей заходил по историческому пространству. Дошел до Ивана Грозного — и вернулся, дошел до Василия Темного — и вернулся. Когда уже доходил до хана Батыя, его остановил вопрос Рюрика:
— А кто сказал, что есть такая партия? Разве не вы сказали, что есть такая партия, которая способна взять
— Это мы сказали, Рюрик Иванович.
— И все-таки ввергли?
— Ввергли.
— И в голод ввергли, и в разруху, и в разорение?
— Ввергли, Рюрик Иванович.
— Вот видите. Превратили землю в пустыню, а теперь кричите: придите, володейте, вкладывайте капитал. Но ведь этот капитал нельзя оставить на пять минут: вы его тут же разворуете.
— Разворуем, — вздохнул Ильич. — Раньше у нас так не воровали. Это все варяги, это они испортили Русь!
Рюрик Иванович бросил взгляд из своего прекрасного далека в наше трудное, прямо-таки невыносимое близко.
— А теперь вы заговорили, как Распутин с Беловым. Это они кричат: долой варягов! Но если варягов долой, это же значит перевернуть всю историю России.
— Вот именно! — подхватил Ульянов-Ленин. — Наконец-то вы нашли нужное слово: перевернуть!
— Опять перевороты, — болезненно поморщился Рюрик. — Переворачиваете страну, как блины на сковородке, а она все равно подгорает — и с той, и с другой стороны.
Помолчали. Молчали долго, словно в этом молчании таился ответ, словно хотели почтить молчанием всю многовековую историю России.
Ошибка Петра Великого
Александр Николаевич Романов в бытность свою императором Александром Вторым любил задавать разные вопросы.
— А что будет, если освободить крестьян? А что будет, если разрешить свободу слова?
Дал, разрешил. Но все равно продолжал спрашивать.
Бросили в него бомбу, чтоб меньше спрашивал, но он уже не мог избавиться от прижизненной привычки.
Однажды спрашивает:
— Послушайте. Владимир Ильич. Вот вы умный человек, совершили победоносную революцию. Ответьте мне на такой вопрос: почему у нас в стране так много воруют?
— Кто ворует? У кого ворует? — прицелился в него взглядом Владимир Ильич. — Воровство, батенька, понятие классовое.
К ним подошел Гриневицкий, Игнатий Иоахимович. Недовольно посмотрел на царя.
— А вы все никак не можете успокоиться, отрываете по пустякам вождя победившего пролетариата. Спросили бы у Кобы, у него на все короткий ответ.
Отыскал Александр Николаевич Сталина. Почему, спрашивает, у нас так много воруют?
Товарищ Сталин раскурил трубку, посмотрел из-под прищура на царя и говорит в своей обычной манере — не спеша (теперь-то ему спешить было некуда):
— Александр Николаевич, я вас очень уважаю. Я ведь родился при вашем царствовании, как раз в тот год, когда на вас было совершено третье покушение…
К ним подошел Гриневицкий, из пятого покушения. Напомнил, что император интересуется, почему у нас в стране так много воруют.
— Воруют? — прищурился товарищ Сталин. — А кто оттяпал Кавказ? Кто оттяпал Казахстан и порядочный кусок Средней Азии? Но я вас не обвиняю, я понимаю, что вы это сделали в интересах укрепления дружбы народов.
— Попробуйте спросить у Никиты Сергеевича, — посоветовал Гриневицкий. — Народный ум, из самых низов. И до самых верхов, где у нас больше всего воруют.
Потащился император к Никите Сергеевичу. Дескать, вот какой интересный вопрос: почему у нас так много воруют?
Хрущев сдвинул шляпу на затылок, и под ней обнаружилась кепка из пролетарской молодости. Надвинул он на лоб кепку и говорит:
— Скажу вам как освободитель освободителю. Вот мы с вами все освобождаем, освобождаем. А кого мы освобождаем, вы хоть раз задумались?
Тут подскочил Гриневицкий и закричал:
— Но, но, но! За такие слова можно и бомбу заработать! Вы посмотрите на него: не нравится ему освобождение народа! Правильно его второй Ильич турнул. Вы идите прямо ко второму. Поговорите, как второй со вторым.
Отыскал Александр Второй самую звездную часть неба, спрашивает:
— Почему у нас так много воруют?
— Кто ворует, кто ворует? — вскинулся Леонид Ильич. — А за руку ты поймал? — Потом успокоился и говорит: — Это твой предок во всем виноват. Прорубил, понимаешь, окно в Европу, а в окна кто лазит? Вот и соображай. Надо было ему, Александр, двери прорубить, тогда бы у нас с тобой все было нормально.
Память о Демокрите
Что делать? — вот вопрос вопросов, во все века звучавший властно.
Был Демокрит большой философ, но мыслил коротко и ясно. Он говорил при всем народе:
— Да что же это в самом деле? Мы ничего не производим, а только делим, делим, делим… Мы только мерим, мерим, мерим, а все оно уходит мимо… Пускай у нас по крайней мере хоть атом будет неделимым.
И те слова не позабыты, что были сказаны когда-то. Но мы не вняли Демокриту и разделили даже атом. Теперь гадает руководство: о чем мы, собственно, радели? Остановилось производство, а мы все делим, делим, делим…
Правда о великом переселении
Работая в одном из рассекреченных архивов, молодой постсоветский ученый Петя Ласточкин наткнулся на стенограмму судебного процесса над индийским студентом Сингх-Сингхом, убившим двух стариков из благотворительных соображений. Процесс проходил в 1809 году, в том же году, в каком было совершено преступление. Правда, Сингх-Сингх отказывался считать это преступлением, он называл это переселением душ, причем утверждал, что сделано это было по просьбе переселяемых. Каждый из этих переселенцев (так называл убийца свои жертвы) за всю свою долгую жизнь так и не сумел показать, на что он способен, а способны они были на многое. Поэтому им хотелось получить еще один шанс.