Всемирный следопыт, 1929 № 01
Шрифт:
— Тпейлема! Адам бар![65]) — кричит он, подняв ружье.
Теперь я понял, что это «нэрдэ».
— Корхма! Гел бура![66]) — кричу я человеку.
Туркмен подошел. Оба смущены, но довольны.
— Ну, что же, неси свой нэрдэ.
Туркмен неохотно отправился за своим орудием.
Охота на горных курочек с нэрдэ запрещена. О нэрдэ я слыхал давно, но только что происшедший случай дал мне возможность близко познакомиться с этим интересным видом охоты.
Нэрдэ — это щит, почти квадратный, длиной около полутора метров. Сделан он из легкой ткани, например, бязи, натянутой на две, расположенные накрест по диагоналям, камышевые палки. В центре щита —
Способ пользования нэрдэ обычно таков. Идет туркмен горами; всходя на перевальчик, закрывается щитом и высматривает дичь сквозь отверстия для глаз. Если курочек не видно, он встряхивает щитом. Тряпочки ярко пестрят, и вскоре курочки начинают перекликаться. Сидит туркмен за щитом притаившись. Куры с любопытством всматриваются в щит, собираются в кучу и либо ближе подходят к охотнику, либо он сам осторожно продвигается к ним. На расстоянии выстрела он бьет дробью в кучу птиц. Тем не менее, оставшиеся в живых куры далеко не улетают, а иной раз снова идут к щиту. Туркмены рассказывают, что бывают случаи, когда куры подходят к щиту и клюют цветные тряпочки.
Высматривание дичи через отверстие в щите.
Запрещение охоты со щитом вызвано возможностью массового истребления курочек. Туркмен весьма экономен с зарядными припасами; брать по одной-две курочки за выстрел — не в его обычае, а со щитом он бьет птиц стайками. И крупную дичь туркмен стреляет только наверняка, — выследит, отсидится, отлежится и бьет на расстоянии нескольких шагов из своего старинного «хырли»[67]).
Сидит туркмен за щитом притаившись…
После моего неожиданного знакомства с туркменом-охотником и его щитом трудно было удержаться от испытания нового для меня способа охоты. Приехав в город, я отправился в знакомые мне семьи, где занимаются шитьем. После дипломатических переговоров в мое распоряжение передавался узел с лоскутками, и я мог сколько угодно рыться в узле. Когда я снова уезжал в горы, у меня был роскошный щит — нэрдэ.
Рано утром мы вышли на охоту. Батыр-Мергень дал мне в помощь своего сына Дурды, и мы разошлись в разные стороны. Первая встреча с кекликами произошла так. Шли мы отлогим каменистым склоном.
— Смотри, смотри! — шепчет Дурды.
Впереди, дальше чем на расстоянии выстрела, стояло несколько курочек, еле заметных среди камней, благодаря защитной окраске оперения. Курочки, увидев нас, с беспокойством направились в сторону. Я остановился, прикрывшись щитом. Дурды спрятался за мной.
Я встряхнул щитом. Кеклики насторожились, остановились, подняли головы, с любопытством всматриваясь в щит. Перекликнулись курочки. Из-за камней вышли новые птицы — двенадцать-пятнадцать молодых кур — и бегом направились прямо на щит. Тревожно закричала старуха-мать, и часть молодых курочек побежала за ней. Остальные, нахохлившись, глядели на щит. Я снова встряхнул щитом. Оставшиеся возле матери молодые
— Не стреляй, — шепчет Дурды, — иди к ним ближе.
Не верится, что куры не улетят, жалко упустить дичь, но ведь я «охочусь ради опыта»… Держа щит под углом, как это делал Батыр-Мерген, я стал осторожно подходить к курочкам. Но куры, к моему изумлению, сделали решительное движение к щиту. В двадцати шагах от меня они остановились кучкой; парочка отделилась — подходит еще ближе.
— Не стреляй, — снова шепчет Дур-ды, — остальные подойдут.
Однако я не стал поджидать новой дичи и выстрелил в ближайших курочек… Дурды бросился с ножом к куче трепыхавшихся окровавленных кур, чтобы сделать «домагын чал»[68]). Горы и ущелья мигом ожили, — повсюду зычно закричали бесчисленные кеклики. Их гортанный крик напомнил мне местное название курочек— «кяк-лик». В разных местах начали перелетать новые стайки.
— Ну, теперь бери сколько хочешь, — говорит Дурды, возвратившись с семью птицами.
И пошла работа. Завидев вдали группу кекликов, я бегу со щитом прямо к ним. Кеклики выбегают мне навстречу.
Неожиданно в пяти шагах наталкиваюсь на пару незамеченных птиц. Стрелять нельзя: разобьешь в клочья. Прохожу мимо этой пары. Как только птицам стала видна моя фигура за щитом, перепуганные, с криком они понеслись прочь.
Что видит курочка…
Солнце стало ожесточенно палить. Поднялся ветер. Я окончательно выбился из сил, неуклюже бегая со щитом, который отчаянно мне мешал.
Мы спустились в глубокое ущелье, оглашаемое криками встревоженных табунков кекликов. Под тенистыми гранатными кустами присели отдохнуть. Плоды гранатов, правда, еще не вполне зрелы, но в безводном ущелье это прямо клад.
Дурды уже сделал разведку в ущелье и принес целую охапку кистей душистого черного винограда и почерневшего от зрелости инжира. Странным кажется, каким образом в таких каменистых, без намека на присутствие воды, ущельях могут так обильно расти и плодоносить дикие деревья и кусты. Все это для кекликов— лакомства, а главная их пища, как я заметил, — мелкие луковицы растений-эферов, которые ранней весною, в марте, цветами, как ковром, устилают каждый клочок каменистой почвы. Кеклики выкапывают эти луковицы и набивают ими зоб.
Пересчитали добычу: двадцать четыре молодых и две старых курочки: Дурды с сожалением смотрит на меня и на новых кекликов, подошедших на выстрел.
— Довольно! — категорически заявляю я.
Свернув щит, мы стали возвращаться домой, к кибитке, спугивая на пути новые стайки кекликов. Дурды с укоризной смотрит на меня, явно осуждая во мне недостаток охотничьего пыла.
— Чилль! — внезапно кричит Дурды. Мы спрятались в кусты. Дурды натянул нэрдэ на палки. Мне интересно было проверить действие щита на этих птиц. Чилль (каменная куропатка) так же, как и кеклик, — название, основанное на звукоподражании.
По совету Дурды я пошел прямо к чиллям: сами они к щиту не подойдут. Целый выводок куропаток, во главе с матерью, насторожился, однако итти ко мне не намеревался, порываясь сняться с места. Трудно было удержаться от выстрела. Ясно было, что чилли не имеют такого тяготения к щиту, как кеклики.
До самой кибитки мы не сделали ни одного выстрела.
У кибитки дочь Батыр-Мергеня, Гуль-Джамал, готовила гок-чай, а жена его возилась у казана (чугуна), стряпала коурму из кекликов, принесенных хозяином.