Всёмогучка
Шрифт:
– Я… я не буду больше, простите, - сказал Никита и, открыв дверь машины, выскочил наружу.
Пробежав по дороге несколько десятков метров вдоль своего дома мимо окон первого этажа и маленьких палисадников у дверей подъездов, он, вконец запыхавшись, остановился и присел на скамейку, не обратив внимания на сидящего там, на другом конце, с краю, мужчину. К счастью, это был его подъезд, и он почувствовал себя в безопасности. Сердце сильно колотилось, и руки непроизвольно сжимались в маленькие кулачки. Со своего места он видел, как к злосчастному автомобилю вышел Сашин папа, и Никита инстинктивно пригнулся,
Мальчик пригнулся ещё ниже, почти скрючившись на лавочке. Он не смотрел больше в том направлении, а уставился на свои кроссовки, заляпанные засохшей белой глиной – напоминанием его творческой деятельности по выравниванию стен в их квартире. Тут он только подумал: «А как же там дядя Коля с ремонтом?» Вдруг его художества тоже также засохли на стене, как и эти капли на обуви и на его футболке? Что, если их уже никак нельзя оттереть, и вся работа строителя пойдёт насмарку? Никита пошаркал ногтем по белым твёрдым капелькам шпатлёвки, и они, к его радости, быстро отскочили от поверхности кроссовок.
Словно отвечая на его мысли, сидящий на другом конце скамейке мужчина произнёс знакомым голосом:
– Ну что, строитель, водительские права получил?
Никита оглянулся на него и узнал дядю Колю.
– Да я ведь… это…
– А, ты разряд по футболу, наверно, успел заработать? – Николай хитро прищурился.
Никита вздохнул.
– Так вы видели всё.
– Да уж… За час моего обеда ты здорово потрудился, Никита.
Мальчик заёрзал на месте.
– Ничего у меня не получатся. Вон вы как ловко с этой штукой работаете!
– Да ты не переживай, - похлопал его слегка по плечу дядя Коля. – Я ж тоже не сразу строителем стал.
– А как? – спросил Никита.
– Сперва учился, потом работал на стройке, потом уже в мастера… Умение приходит с опытом – это когда ты с желанием делаешь свою работу. Потом и навыки приобретаешь. Без этого никак.
– Я Славка?
– Это футболист ваш местный? – переспросил Николай, и когда Никита утвердительно кивнул, закончил фразу: - Ну, по нему сразу видно, что он в секции занимается. А там – работа с мячом, работа на выносливость, это большой труд – овладеть техникой игры. Всё требует специальных знаний и умений. А представь, если бы это не футбольная площадка была, а, скажем, бассейн в два метра глубиной – ты бы тоже прыгнул поплавать наперегонки?
Эта мысль не приходила Никите в голову. Плавать он не умел, и это, хочешь-не хочешь, но факт. Или, по крайней мере, он не пробовал на двухметровой глубине.
– Вот лучше и не пробуй, пока не научишься – мой тебе совет.
Никита согласился с таким разумным подходом. И спросил:
– А что станется со стеной в той комнате? Ну, в которой я…
– …поработал?- закончил за него строитель.
Никита кивнул.
– Да засохнет и отвалится, я заново сейчас сделаю. Главное, чтоб не отвалились те знания, которые ты сегодня получил.
Николай поднялся со скамейки.
– Мне пора дальше работать, а ты не скучай,-
Никита ещё некоторое время сидел на скамейке, выводя носком причудливые знаки на земле перед собой. Потом он подошвой выравнивал поверхность, но сквозь новый слой земли и песка все равно проступали линии и загогулины, выведенные им до этого. Потом он попробовал оттереть всю грязь со своих кроссовок и футболки – засохшие капли шпатлёвки легко отслаивались и отлетали, но под ними оставались радужные пятнышки, которые прочно, казалось, въелись в ткань его одежды.
Они так никогда и не отстирались до конца. Но Никита уже знал, что не это главное.
КОНТРОЛЬНЫЙ МАРШРУТ
Солнце уже вовсю озаряло крыши домов и тротуары, по которым прохожие торопились на работу. Было тепло, хотя не все ещё сменили пальто на лёгкие плащи, пиджаки и куртки, а деревья и кустарники только-только начали облачаться в зеленые сарафаны, но уже не выглядели серыми, уставшими и угловатыми, как ранней весной.
Валя подходила к автобусной остановке неторопливо, озираясь по сторонам и пытаясь найти в лицах спешащих взрослых вялую отчужденность, подобную той, что обволакивала её с самого утра, когда мама разбудила её, чтобы собираться в школу. За завтраком она клевала носом, и голова её раскачивалась, словно чугунный шарик на верёвочке, из стороны в сторону – не потому что Вале хотелось почувствовать себя на резиновом дельфине на морской волне, а совершенно непроизвольно, в борьбе с упрямой сонливостью: накануне вечером она украдкой, лёжа в постели, слушала, как развиваются события в очередном телевизионном сериале, который родители смотрели в гостиной, полагая, что она уже благополучно спит. Сериал она так и не дослушала, оттого и было теперь досадно, что все неудобства, выходит, были понапрасну.
Автобус обычно подъезжал в одно и то же время, и в запасе у неё была минутка-другая, чтобы окончательно стряхнуть с себя вялость. Но утреннее майское солнце так ласково пригревало, а школьный рюкзачок так неодолимо тянул вниз, что ей совсем не хотелось передвигать ноги, и только неимоверное волевое усилие двигало её вперёд, к заветной скамейке под сине-прозрачным навесом. Но только она присела, как тут же прямо перед ней открылись двери маршрута № 29, и Валя, как ветеран труда, сгорбленный под тяжестью прожитых лет и вынесенных невзгод, вскарабкалась в салон и примостилась на мягкое виниловое сиденье недалеко от входа – благо, в это время дня ещё можно было найти свободное место.
– Билетики, билетики..! – сразу застрекотал кондуктор.
Машина тронулась, Валина голова в очередной раз описала уже привычную для этого утра траекторию и уперлась подбородком в грудь. Девочка машинально достала из кармана проездной билет, не глядя предъявила его кому-то, кто проходил мимо, что-то бормоча про билетики и удостоверения в развернутом виде – впрочем, она уже и не слышала. «Целая одна остановочка, как хорошо, это целая одна остановочка, - подумалось ей. – Немножко подремлю, и всё. Это же целая одна…»