Всему свое время
Шрифт:
Светка натянуто улыбнулась, но тут же снова нахмурилась.
— Неужели это так серьезно? Валера? — недоверчиво спросила она.
— Да, — кивнул он и, отпустив ее, сел в кресло. — Я никогда и ничего так не боялся. Я боюсь умереть, понимаешь? — Валерка не смотрел ей в глаза, он смотрел перед собой, и взгляд у него был сейчас отсутствующий, словно он где-то далеко-далеко. — Я никогда не думал, что со мной может случиться подобное. А сейчас, понимаешь, чувствую, что становлюсь психом. И стану им, уж поверь, если не поеду туда.
— А ты не боишься? — осторожно
— Боюсь, — серьезно ответил Валерка, — не просто боюсь, а ужасно. Содрогаюсь от одной только мысли о том, как там на самом деле. Но именно потому туда и поеду.
Она вздохнула, опустив глаза. Валерка притянул ее к себе и, посадив на колени, поцеловал в висок, а потом добавил:
— Другого выхода у меня нет. Не вижу его, по крайней мере. Но я не смогу жить так, как жил последние две недели. — Он немного помолчал. — А ты будешь меня ждать?
— Глупый, — Светка взъерошила его волосы. — Разве я могу тебя не ждать? — Она посмотрела ему в глаза долгим взглядом и снова всхлипнула. — Главное, чтобы ты вернулся… Я всегда буду тебя ждать.
— Я вернусь, котенок. Обязательно вернусь. Обещаю…
Светка уткнулась в его плечо и снова заплакала.
Потом была бурная ночь. Самая бурная в их жизни. Они любили друг друга до тех пор, пока силы их окончательно не покинули. Они старались запомнить все, каждую мелочь, впитать в себя друг друга перед долгой разлукой. Они прощались.
— Ты помнишь, какой сегодня день? — задала вопрос Светка, когда уже начало светать.
— Да, — ответил Валерка. — Восьмое марта. Год, как мы любим друг друга.
— Да, — вздохнула она. — Прошел год, и ты меня оставляешь.
— «Я отправляюсь в дальний путь, но сердце с вами остается», — процитировал Валерка классика, а точнее, фразу, запомнившуюся ему из любимого фильма. — У меня для тебя есть подарок.
— Потом, — лениво ответила она и, плотнее прижавшись к нему, уснула.
Валерка подарил ей золотую брошку в форме сердечка.
Вернулся он через три года.
Он вообще не любил вспоминать, а уж службу и тем более старался стереть из файлов своей памяти. Отчасти подспорьем ему в этом деле послужила подписка о неразглашении. Валерка вообще умел держать данное слово, а тут он не просто дал его, — закрепил его росчерком на бумаге. «Что написано пером, то не вырубишь топором», — не без намека сказал ему штабной офицер. И Валерка согласился. Он никому не рассказывал о том, что ему пришлось пережить за это время. Да и сам постепенно забыл. Остались, словно в тумане, тусклые, будто и нереальные — дикие, таящие опасность, буйные заросли джунглей в какой-то даже им самим неизвестной стране; злые, измотанные бессонницей и напряжением люди; рев вертолетов над головами; кровь, льющаяся из рваных ран, и острое постоянное чувство страха, от которого кислый металлический привкус во рту. И еще, пожалуй, постоянная готовность самому умереть.
Светка ошиблась. Смерти там было не просто «хоть отбавляй», она поджидала на каждом шагу, таилась за деревом, у переправы, на привале — просто была вокруг. Ее там было так много, что Валерка перестал обращать на нее внимание. Или, по крайней мере, уделял ей внимания не больше, чем вещам сугубо привычным и обыденным. Он справился со своим страхом.
Валерка никого не предупредил о том, что приедет. Сначала ему хотелось только одного — оказаться в своей квартире. И, оказавшись в ней, он не выходил из дома целые сутки. Просто блаженствовал в уютной, милой сердцу и почти забытой обстановке. Серега — молодец, сдержал обещание, хоть в квартире никто и не жил, но порядок здесь поддерживала приходящая уборщица, а потому все осталось нетронутым, было сохранено таким, каким и запомнилось.
Валерка, глупо улыбаясь, ходил по квартире, гладил стены, брал в руки книги, вещи, убеждая себя, что теперь он дома. Потом долго отмокал в горячей ванне и пил на кухне чай. Он не верил, что все позади, что кошмар закончился, он вырвался из ада и вернулся живой, невредимый. А теперь наконец-то он имел право расслабиться или хотя бы попробовать это сделать.
На следующий день он приоделся и пошел к Светке. Дверь ему открыл здоровенный коротко стриженный детина, с какими-то волчьими глазами и большегубым ртом, одетый в спортивный костюм.
Оба выжидательно уставились друг на друга, наконец детина лениво протянул:
— Чего хочешь?
— Мне нужна Света, — не без вызова ответил Валерка.
— Ее нет, — чуть ли не рявкнул он.
— А когда будет? — в тон ему осведомился Валерка.
— Не знаю, — слегка пожал плечами детина. — Может, скоро, — и он захлопнул дверь.
«Н-да, — подумал, спускаясь с лестницы, Валерка, — ну и монстр… Чей же это такой? Неужели у Ленки такие кавалеры? Ладно, Светка в равно домой вернется. Я подожду. Теперь моя очередь»… Он вышел во двор и сел на скамейку у подъезда.
Светка пришла скоро, минут через десять. Он увидел ее фигурку издалека и, разволновавшись, встал со скамейки. Она уже завернула к подъезду и только тогда узнала Валерку, а узнав, бросилась ему на шею, тут же залившись слезами.
— Валерка!..
У него даже дух захватило, сердце остановилось. Он успел досчитать до пяти, прежде чем снова ощутил его толчки. Валерка сжал ее в объятиях, погладил по волосам и прошептал:
— Вот я и вернулся, девочка… Видишь, котенок, я сдержал свое слово.
Светка залилась слезами пуще прежнего. Взяв ее лицо в свои ладони, он начал покрывать осторожными поцелуями ее щеки, лоб, нос, глаза, чувствуя на губах соленую влагу слез. А потом впился долгим, истомившимся поцелуем в ее губы. У него вырвался стон, когда Светка вплотную придвинулась, прижалась к нему. Его захлестнула такая волна желания, что он еле удержался на ногах, слегка пошатнулся и, не в силах дальше сдерживаться, прервал поцелуй. Валерка опустился на скамейку, притянул к себе Светку, хотел усадить ее к себе на колени, но она почему-то отстранилась и села рядом, виновато, даже как-то обреченно глядя мимо него.