Всеслав Полоцкий
Шрифт:
Они посмотрели друг другу в глаза, все поняли, обо всем догадались, и им хорошо было стоять средь шумного люда, просто стоять и молчать. «За тобой я пошла на край света», — говорили счастливые глаза Катеры. «Я помню тебя, я думал о тебе», — отвечали глаза Романа. «Я пойду с тобой до конца своей жизни», — лучились глаза Катеры. «Опасный и суровый ждет нас путь, но нам легче будет идти вместе», — глаза Романа радостно блестели.
— А я рыбки наловил, бояре вы мои дорогие, — похвастался Ядрейка.
— Если бы ты еще и сварил, было бы совсем
— В реке не в руке, — ответил Ядрейка. — Вместе и варить и есть будем.
Часть Романовой дружины жила на двух ладьях, остальные вои обосновались на усадьбе богатого гончара Варлама, выходца из Полоцкой земли. Оружие, кольчуги и щиты прятали. Со стороны казалось, что это артель землекопов или каменотесов. Стольный Киев строился, рос вширь, переваливался через стены, и в городе много было работного люда, особенно теперь, когда, спасаясь от половцев, хлынули на киевские улицы и площади смерды из окрестных весей.
Роман бросил в поруб Всеславу бересту, обнадежил князя. Но как вырвать его из темницы, пока не знал. С утра и до ночи следил он вместе со своими людьми за порубом. В последнее время охрана усилилась, киян начали отгонять подальше, и Роман понял, что великий князь Изяслав нервничает. После того как воевода Коснячка порубил и потоптал конями смердов и мастеровых людей, весь город жил в предчувствии недобрых кровавых событий. Вещуны и скоморохи являлись из пущ и болот, говорили, не таясь, о близком конце света, о пожаре и голодном море, которые ожидают Киев. Коснячка схватил несколько десятков крикунов, запер в подземелье, посадил на цепь. Но город не стихал. Густо падали с неба холодные августовские звезды.
Катера только на другой день вспомнила о своем старом холопе Степане. Радость затуманила ей голову, один Роман был у нее на уме. Она нашла то, что искала, и не было во всем мире человека счастливее, чем она.
Сразу после встречи Роман сказал:
— Я люблю тебя. Бог свел нас на этой земле, и никто, кроме Бога, нас не разлучит. Но ты знаешь, какому опасному делу посвятил я все свои дни?
— Знаю. Ты хочешь освободить из темного поруба князя Всеслава, — тихо проговорила Катера.
— Я поклялся в Полоцкой Софии, что сделаю это! — волнуясь, воскликнул Роман. — Трудными дорогами водит людей судьба. Меня могут схватить, могут убить… Ты подумала об этом, Катера?
— Подумала, — кивнула она. — Но я подумала и о другом. Нет мне жизни без тебя, Роман. Позволь, как чайке, полететь за тобой. Позволь от непогоды, от лютой молнии под твоим сильным крылом спрятаться. Верной тебе буду до конца.
Она низко поклонилась Роману. Он обнял ее, привлек к себе, трижды поцеловал.
Договорились, что, как только освободят князя Всеслава из поруба, справят свадьбу. А пока останутся для всех посторонних как брат и сестра. Гончар Варлам выделил для Катеры небольшую светелку в своем доме, и начала она, вместе с его немой служанкой Гриппиной, варить для дружинников кулеш с салом. Только тогда и вспомнила о своем верном холопе Степане. Наверное, очень худо старику на Брячиславовом подворье. Один…
Катера и Ходоска не вернулись с молебна. С ума можно сойти от такого поворота событий. Клялся боярину, что убережет его дочку, и на тебе.
Своими тревогами Катера поделилась с Романом, и тот сразу же послал ее на Брячиславово подворье, выделив в помощники Беловолода. Молча шли они по шумному городу. Беловолод держался немного сзади, смотрел на боярышню и вспоминал свою Ульяницу. Почему судьба так жестоко обошлась с ним? Катера ловила на себе полные тоски взгляды молчаливого спутника, и ей становилось неловко. О чем думает этот дружинник с грустными глазами?
Катера выбрала такую дорогу, чтобы пройти мимо поруба. Смешливая Ходоска вспомнилась ей, все, что произошло с челядинкой в тот ужасный день… Сейчас здесь было тихо и пусто. Убитых подобрали и закопали в тайном месте, кровавые пятна засыпали желтым песком. Охранников стало, кажется, больше, чем было.
— Не останавливайтесь, проходите! — грозно сказал один из них, потрясая копьем.
Даже неизвестно, где могила Ходоски, и спросить не у кого. И все из-за нее, из-за Катеры. Не потащи ее, одна Ходоска никогда бы не пошла сюда, к порубу.
Степан стоял на коленях перед образами.
— Степан! — тихо окликнула его Катера. Старый холоп вздрогнул, оглянулся, увидел Катеру, вскочил, бросился ей в ноги.
— Матушка моя! За что же ты так сердце мне режешь?
Он целовал боярышне ноги, а она, пригнувшись, слабо отпихивала его седую голову рукой, говорила:
— Не надо, Степан… Видишь, я вернулась, я живая… А Ходоски вот нет…
— Не Ходоску клялся я боярину стеречь, а тебя, — плакал от радости старый слуга. — Ходосок у твоего батьки много, а ты, единокровная дочка, одна.
— Помолимся за Ходоску, Степан, — тихо, почти шепотом, попросила Катера и опустилась рядом с ним на колени.
С Брячиславова подворья пошли на Подол. Степан ожил, споро топал своими ослабевшими ногами. Теперь он не спускал глаз с молодой хозяйки, точно хотел еще и еще раз увериться, что она нашлась, идет рядом.
— Что хочешь делай со старым мухомором, но больше я тебя никуда не отпущу, боярышня, — изливал душу на ходу Катере. — Убьет меня боярин, если с тобой, не дай Бог, что случится. Но не боярского гнева я боюсь, я тебя люблю, как дочь родную. В тот раз, когда не вернулись вы с Ходоской, всю ночь ты мне снилась. Правду говорят люди: каждому своя икона снится.
Болтовня старика уже начала надоедать шедшему бок о бок с ним Беловолоду. «Еще один Ядрейка нашелся, — думал он, — Интересно, когда сойдутся, кто из них кого переговорит…» Беловолод улыбнулся. Степан воспринял эту улыбку как знак расположения и продолжал, обращаясь, однако, не к нему, а к его подопечной: