Вслед за тенью. Книга вторая
Шрифт:
— Так вот чем вы, по-твоему, с маман занимаетесь! Самородок, значит, ограняете, — рассмеялась Юля.
— Да. Так что мамин запрет на публичность — фишка что надо! Она голову твою на плечах сохранит. Ну, чтобы было на что венок водрузить. Короче, так его и рассматривай, поняла?
— Да поняла, — раздраженно ответила Юля. И вдруг встрепенулась: — Подожди! Какой ещё венок?
— Лавровый, сестрёнка, лавровый. Верю, станешь настоящей акулой пера. Со временем… Когда-нибудь.
— То-то и оно, что с вашей опекой стану когда-нибудь! А без нее уже стала бы! Вон взгляни на Леонтьева! Чем не знаменитость?
—
— Бабочка?! Он бы с тобой поспорил! — рассмеялась акула пера в перспективе.
— Ну пусть будет мотылем. Суть в том, что без твоей головы он ничто. А потому сдуется на раз.
— Так прям и сдуется…
— А давай эксперимент проведём?
— Какой ещё эксперимент?
— Просто возьми тайм-аут на месяц. И о твоем Леонтьеве все забудут. И об Ожеговой заодно. Выйди в отпуск, или как там у вас это называется?
— Ну уж нет! Карьеру мою загубить решил?!
— С чего такие выводы, скажи, пожалуйста?
— Мама всегда говорит, что кадры нельзя разбазаривать. Ими дорожить нужно! А как же я без Леонтьева? Он мне нужен, Миш. Он эту безбашенную в узде держит!
— Да, Ожегова — та еще зажигалка, — усмехнулся Михаил.
— Точно! Как начнет креативить, так туши свет, бросай гранату! И потом… Кто ж будет по точкам рыскать, если мне запрещается?
— По каким точкам?
— Которые мы нарыли! И ещё нароем! Знаешь, Леонтьев у нас герой! Если район неблагополучный, то он его на себя берет. Однажды ему даже чуть голову не проломили!
— Даже так… Что-то мне эта ваша затея с расследованиями всё меньше нравится, Юль…
— Ты что! Всё под контролем!
— Под чьим контролем?
— Под моим, чьим же еще!
— Угу, — пробурчал Новиков и задумался.
За разговором он подрулил к воротам дома. Просигналив дважды, дождался, пока ворота отъедут в сторону, и заехал во двор. Припарковав авто в гараже, Новиковы—младшие вошли в дом.
Глава 31 Место силы
— Ну наконец-то! Почему так поздно? Вы должны были быть дома ещё два часа назад!
Летящей походкой Карина Эдуардовна Новикова спешила навстречу детям, вошедшим в просторную прихожую их дома. В детстве и юности она всерьез занималась балетом и даже успела исполнить партию «Умирающего лебедя» в спектакле, на свой страх и риск поставленном их группой в выпускном классе балетной школы. Но жизнь внесла свои коррективы, и на мечте стать примой «Большого» пришлось поставить крест.
Годы отнеслись к Карине Эдуардовне благосклонно и даже спустя пару десятков лет без регулярных занятий у станка и сложной беременности осанка ее ничуть не потеряла грациозности, а движения — пластичности. Она все так же двигалась, инстинктивно расправив плечи и втянув живот, а шея ее, сохранившая с годами былую стройность, гордо держала голову с длинными густыми волосами, собранными в бабетту, в стиле обожаемой ею Бриджит Бардо.
Легкий макияж а ля натюрель освежал ухоженное моложавое лицо Новиковой—старшей. Впрочем сейчас, вместо привычного умиротворения, из-под макияжа в нём проглядывала озабоченность, видимо, вызванная опозданием детей на традиционный воскресный обед.
Интерес к этому ритуалу Карина Эдуардовна поддерживала все годы своей семейной жизни. Она считала важным собираться за общим столом, чтобы обсудить события, произошедшие за неделю с каждым членом их семьи.
Элегантный льняной синий костюм, который она непременно надевала исключительно по воскресеньям — по случаю того самого семейного обеда, сидел идеально на ее стройной невысокой фигурке и выглядел вполне презентабельно, хоть и был частично скрыт под ярким цветастым фартуком. Новикова—старшая явно выпорхнула из кухни. По многолетней традиции она колдовала над воскресным обедом непременно на пару с мужем, тогда как в другие дни была не прочь доверить процесс готовки помощнице по хозяйству.
— Все претензии к Юлии, мама, — сообщил Михаил, «переведя стрелки» на сестру, и отвернулся к встроенному шкафу, располагавшемуся рядом с входной дверью. — Она опять опоздала!
— Юля, что стряслось в этот раз?
— Да все в порядке, мам! Зависла на переговорах с командой, — отчиталась дочь. Грациозно скинув с плеч куртку, она протянула ее Михаилу и распорядилась: — повесь «крылатку» на мою вешалку!
— Это на какую? — не упустил тот случая поддеть сестру.
— Опять?! На красную, Мишааа! Когда ты уже запомнишь?
— Будет исполнено, ваше величество, — кинул он в ответ, не скрыв в голосе усмешки и, не оборачиваясь, протянул руку в сторону сестры, чтобы подхватить ее куртку.
— Ты снова встречалась с этими двумя? — недовольно отреагировала Карина Эдуардовна, наблюдая за привычным препирательством своих детей.
— Не встречалась я с ними, мамуль, — вздохнув, ответила егоза, — Ты ж запрещаешь. Как я могу ослушаться? Приходится по телефону их инструктировать.
— Как по телефону? Ты была за рулем и «висела» на трубке? Ты же знаешь, что это запрещено!
— Да все норм, мам. Я тормознула на обочине. Так там и проторчала, пока была с ними на связи.
— На обочине? Ты подвергла себя опасности, чтобы поболтать о том о сём? Какое безрассудство!
— Что значит «о том о сем», мам? Мы обсуждали план действий по новому расследованию. И не волнуйся, я включала аварийку.
— Правильнее было бы отложить все переговоры до возвращения домой, — из глубины дома послышался спокойный голос главы семейства.
Леонид Петрович Новиков спускался по лестнице, чтобы встретить сына и дочь. Он не стал снимать очков — явный признак работы в кабинете, но тоже был одет «согласно протокола», установленного женой. Правда, у Новикова—старшего не было предусмотрено специального костюма по случаю их традиционного воскресного обеда. Он считал это лишним и предпочитал компромиссное решение: не заседать в этот, важный для жены день за столом в трениках и футболке, но довольствоваться по такому поводу любыми рубашкой и брюками из своего гардероба, постиранными и отглаженными их помощницей по хозяйству.
— Обстоятельства не терпели отлагательства, папа!
— На крайний случай остановилась бы в придорожном кафе и решала бы эти свои обстоятельства.
— Ты как всегда прав, папуль! — Юля подлетела к отцу и чмокнула его в чисто выбритую щеку. — Торжественно обещаю в следующий раз так и сделать!
— Мы с тобой уже обсуждали этот вопрос, дочь. И помнится, ты ответила то же самое. Не предполагал, что мне придется повторяться.
Льдисто-голубая радужка глаз отца семейства, чуть увеличенная линзами очков, подёрнулась дымкой, что было явным признаком его недовольства.