Вслед за змеями
Шрифт:
Легко находить оправдания, когда жаждешь этого всем сердцем.
Хлебная корочка приятно хрустела на зубах, но желток яичницы оказался почти безвкусным. Марья поискала взглядом солонку, но Аня только руками развела:
– Который день забываю купить соль.
Марья удивленно подняла глаза на сестру: та даже в самые лютые авралы ничего не забывала. Или просто Марье казалось, что ничего не забывала?
– Можем вместе сходить, – предложила она, собирая вытекший желток мякишем. – Заодно прогуляемся. Честно сказать, я соскучилась по нашей пыльной зиме – представляешь, там снег как-то лежал дольше двух дней
– Ничего, еще успеешь по нему затосковать.
Со стола они убирали вместе, и тихая речь перемежалась смешками и звоном посуды. Марья все никак не могла вспомнить, когда успела накануне переодеться и где бросила свои вещи. Она прошлась по всей квартире, заглянула в ванную, в сомнениях замерла напротив спальни матери.
– Ань? – Марья неуверенно позвала сестру, едва не прижавшись к противоположной стене коридора. – Ты все-таки решила открыть мамину комнату?
Марья помнила, как они вместе сосредоточенно занавешивали все зеркала перед похоронами, как стояли над могилой, взявшись за руки, дрожа в густой духоте летнего дня. Как Аня вздохнула «отмучилась» – и непонятно было о ком: о матери, таявшей медленно и мучительно, или о себе. И как потом они обе так и не решились открыть дверь и снова войти в спальню – хотя бы для того, чтоб навести порядок и выкинуть вещи, которые напоминали о нелюбимой женщине, почему-то звавшейся их матерью.
Аня не услышала – на кухне шумела вода и тараторило радио, и Марья, затаив дыхание, нарочно медленно прошла мимо спальни матери. Странный холодок едва заметно покалывал затылок, подсказывая не повторять вопрос.
И Марья послушалась.
Из вещей она отыскала только смартфон – он так и валялся на смятой постели и не отзывался на попытки его включить. Наконец экран посветлел, но только для того, чтоб мигнуть пустой батарейкой и снова погаснуть. Марья удивленно повертела смартфон в руках – и когда он успел разрядиться? Еще вчера заряда ему хватало, чтоб дотянуть до сегодняшнего вечера.
Но стоило ему чуть-чуть насосаться электричества, как Марья пожалела, что его включила. Тут же посыпались уведомления во всех мессенджерах – бесконечные «куда ты исчезла?», «все в порядке?», «когда вернешься?» от соседок и одногруппников. Читать их было тошно. Их хотелось стереть – не только сообщения, а саму память о другом городе, университете, друзьях. К этой странице, пусть и весьма приятной, Марья возвращаться не собиралась.
Но почему-то рука не поднималась внести их всех в черный список и удалить всю переписку. Тонкий трусливый голосок умолял оставить тропку из хлебных крошек, а не разрушать все дороги аж до скальных пород.
На плечи легли теплые ладони Ани, и Марья вздрогнула – она не услышала, как та подошла.
– Все в порядке, пушистая?
Марья оглянулась на сестру, смутилась, поймав теплую улыбку, поспешно погасила смартфон.
– Да… Да, конечно.
– Не жалко было все бросить?
Марья задумалась. В душе начали скрестись ледяные колючки, напоминая, почему на самом деле она сбежала. Что холод, страхи и белые глаза в толпе догнали ее и за сотни километров от дома. Что не с кем было поделиться – не поверят, засмеют, в лучшем случае посоветуют психолога и выспаться.
Но сейчас говорить об этом не хотелось. Не для того Марья бежала под крылышко сестры, чтоб лелеять обиды на собственную судьбу. Она откинулась
– Ты же знаешь, – сдержать смех в голосе не удалось, он все равно вырвался птичкой из груди, – ради тебя я готова бросить что угодно, кого угодно и куда угодно!
Аня улыбнулась, кивнула и так же тихо ушла, а Марья осталась сидеть на кровати, озадаченно глядя ей вслед. Она была готова и к тому, что она вздохнет: «А вот университет бросать не стоило», и к тому, что фыркнет неодобрительно: «Вот не надо говорить, что учебу ты бросила ради меня, а не ради собственной лени!» Это было бы привычно, это было бы правильно. Но промолчать? Улыбнуться как на милый лепет, не стоящий внимания?
Марья поежилась, с холодком по спине ощущая, как что-то разладилось в привычной картине мира, словно одна неверная нота вклинилась в мелодию, но тут же исчезла. И гадай, показалось тебе или нет.
В ладони снова завибрировал смартфон, на экране мигнуло новое сообщение. Марья с отвращением взглянула на экран и выключила его. К черту.
Дни походили на медовую патоку, и Марье казалось, что она застыла в кусочке янтаря, пронизанном яркими солнечными лучами. Она отсыпалась целыми днями, и лишь по утрам ее дремоту нарушала Аня – едва касалась волос, прощаясь, когда уходила на работу.
– Ни о чем не волнуйся, – она успокоила Марью, когда та попыталась завести разговор о подработке, – отдыхай. Посмотри на себя – ты прозрачнее привидений. Наберешься сил, тогда и решим.
И Марья набиралась сил.
Она попыталась взяться за бытовую рутину, чтоб порадовать сестру, но в комнатах было удивительно чисто. Марья все равно старательно перемыла полы, но ее не оставляло чувство, что она только портит идеальный порядок, оставляя пятна воды и разводы. Она решила готовить ужины сестре – но в холодильнике всегда находились то запеканки, то котлеты, то супы.
– Да когда она все успевает? – обескураженно проворчала Марья.
Ей оставалось только гулять и читать. Солнечный февраль не был ей в диковинку, воздух уже дышал близкой весной, в палисадниках у домов пробивалась трава. Марья мерила город шагами, безмолвными, долгими прогулками признаваясь ему, как скучала и тосковала. Ее не было меньше года, а казалось – прошла вечность, и Марья радовалась, когда обнаруживала, что за эту вечность ничего не изменилось.
В киоске недалеко от остановки все еще продавали самые вкусные пирожки, а в любимой кофейне через полгорода кофе с перцем и медом все так же был жгуч и восхитителен. Со знакомыми продавщицами Марья привычно шутила, а потом приносила домой самые сладкие яблоки – она помнила, как Аня их любит.
Если ее что-то и удивляло, так то, что она ни разу не столкнулась с бывшими одноклассниками или учителями, даже когда гуляла недалеко от своей школы. По закону подлости она просто обязана была увидеть хоть кого-то из них и нарваться на неприятный разговор об учебе и возвращении. Но закон подлости не срабатывал. Если Марья и замечала знакомые лица, то с трудом узнавала в них друзей и коллег Ани. Если говорила с кем-то, то вспоминала потом, что Аня с ним тоже знакома. И ни разу не замечала своих попутчиков, с которыми годами в одном автобусе ездила в школу.