Вспоминая о несбывшемся

Дахненко Александр

Светлой Памяти Георгия Владимировича Иванова. Плывут облака, и века неразлучны, И цепью ложатся на шею некстати. Возможно, что наши несчастья созвучны, И души, как листья, блестят на закате. А где-то, у края забытой Вселенной, Фигура Поэта встает сиротливо… И с грустью нетленной, со скукой надменной В посмертную славу шагает с обрыва.

* * *

Под ногами путаются сны, Плавится от холода душа. Извлекаешь звуки из струны И они уносятся, спеша. Ты опять глядишь во все глаза, Как замерзло сердце на ветру, На лице застыла боль-слеза. Засверкала

пламенем в миру. Все на свете — новогодний блеск, Радостный, обманный огонек. И надежды безнадежный всплеск Меж давно отчаявшихся строк. Звездный свет пытается помочь: Праздник и продлить, и задержать… Жаль, что от паденья в холод, в ночь Ничего не может удержать.

* * *

Продолжается грусти сеанс: Пара строк, да холодный закат. Это осени медленный транс, Это музыки плавный накат — Ненаписанный, странный романс… Время — фокусник, гасит огни, И морочит тебя без конца… Загляни в никуда, загляни В пустоту все того же лица… Это те же круги западни. Дождь устало стучит за окном, Не уйти из его мокрых лап… Все на свете покажется сном… Жизнь похожа, похожа на крап… Все смешалось в сознаньи больном.

* * *

Сказочная осень бродит рядом И душа как лист за ней летит. Грусть и мудрость — вот что стало взглядом! Вот что жизнь запомнит и простит! Я махну рукой на все тревоги И уйду, немного погодя… Отыскав в ночи свои дороги Между переливами дождя.

* * *

Сквозь дождь, печали теребя, Ты падал медленно, но верно… Ты падал в глубину себя, Туда, где пустота безмерна. И каждый раз, срываясь вниз, Ты жизнь оглядывал капризно. Чертил везде небес девиз, Считал тоску своей отчизной. В небытие влюблен порой, Скользил в ночи самозабвенно, И дней осенних строгий строй Тебя заполнил постепенно. До грани роковой дойдя, Ты оглянулся суеверно… Поняв, что музыка дождя Душе звенящей соразмерна.

* * *

Скуки колючие ветки. Праздник прекрасный и жуткий. Жизни дурной промежутки, Самой нелепой расцветки. В городе вечном и зыбком Время застыло все то же, И пробирает до дрожи Смерти кривая улыбка. Тягостно, тягостно дома Мечутся в зеркале маски… Это предчувствие встряски, Осени поздней истома.

* * *

Снежный блеск воспоминаний, Нарисованные сны, И громады темных зданий, Тень в свечении Луны. Долгих лет петляет тропка: Кругом-лугом, напрямик. На стекле мороза штопка — Зимний мир к тебе проник. Дышит сказкой новогодней Хруст замерзшей тишины. Жизнь становится свободней: Без обиды и вины. Грусть, усталость и тревога — Ты меж них легко скользнешь… Ненадолго, ненамного От себя ты отдохнешь.

* * *

Сырые осени дороги, И грусть, как музыка листвы Упавшей под ноги в тревоге За безмятежность синевы. И романтический багрянец Кругом отчаянно разлит. И время — вечный иностранец, Злым монологом веселит. Ведь жизнь не может без отравы Между мирами пустоты… И шелестят забвенья-славы Цветные-белые листы.

* * *

Ты

раздражаешься все чаще, Ты замыкаешься все больше — Бредешь сквозь лжи и скуки чащи, А жизнь становится все дольше, А грусть становится все ближе, И тенью за спиной маячит… Судьба, как эмигрант в Париже, Всю душу в слезы, в строки прячет.

* * *

Ты видишь, как цветет акация Ты думаешь: опять весна. А это точка бифуркации, Беда у темного окна. И незаметно время тянется, Тьма опускается слегка. Жизнь в одиночестве останется, Практически наверняка. Судьба на части разрывается, Не различая явь и сон. И потихоньку расплывается Души твоей ненужной звон. Распад похож на созидание, На капли тающего льда. А ты похож на мироздание, Отправленное в никуда. Иди, сквозь ночь, ступай по битому Стеклу, и слушай воронье, Внимай отчаянью, разлитому Сквозь артистичное вранье, Мешай надежду с безнадежностью, Теперь безумье — ремесло… С парадоксальной неизбежностью В прекрасном мире правит зло.

* * *

Это новая тема иль прежних метаний итог. Но осенняя ярость, пожалуй, ни с чем не сравнима. Я уже созерцаю времен всевозможных порог, Я почти осязаю, зачем создавал меня Бог… Чтобы все позабыть, чтобы вспомнить, что жизнь эта мнима. Сверху все безразлично, лишь звезд сокрушающий свет, Отмеряет шагов виртуально-реальных парсеки. И все звуки двоятся, разбившись на «Да» или "Нет". Застревает душа, вязнет в холоде дальних планет, Опуская руками свои непослушные веки. В мире много давно обреченных и жутких потех. Ожидание чуда безмерно, бездонно, нелепо… И гоняют нас звуки по кругу: то плач, а то смех. Ну а вечность…Что вечность?.. Похоже, она не для всех… Ледяными ветрами навек заколдовано небо.

* * *

Это годы, что бегут по этажам, Поднимаются к холодной тишине, Поднимаются к забытым миражам, Что застыли, словно звезды в вышине. Это радио тоски и пустоты, Это кресло, опустевшее давно. И сознания испорчены листы, А душа, как неотснятое кино. Это призраки успехов и утрат, И усмешка, что змеится на губах. Это разочарований маскарад, И глядящий прямо в сердце старый страх. Это ветра мелодический порыв, Ночь чудес и романтический искус… Это ты летишь, найдя времен обрыв, Меланхолию попробовав на вкус.

* * *

Я тенью бреду сквозь холодные ночи. Предутренней тенью, похожей на морок. Мне каждый миг мрака и долог, и дорог, Как будто безумие жжет мои очи. Иные миры, как иные квартиры, Где чувства спокойно доходят до боли. И время распалось на сотые доли, Под звуки моей хаотической лиры. Я вижу кого-то, мне нужно немного, Коснуться, ведь все мы, как тени, скитальцы… Но режутся в кровь мои нежные пальцы, Опять суждена мне другая дорога.

* * *

Я многомирен, многомерен Потусторонней грусти верен. Я приближаюсь отовсюду Туда, где не был и не буду. Летит дорога, как живая. И тихо недоумевая, Молчанье или разговоры Души задергивают шторы Осенний сумрак вяжет руки Ремнями запредельной скуки. И в тишине стучится слово, К судьбе все также не готово… Ох, непонятно я устроен: Я яростен, и я спокоен. Я странен день, а день — обычен — От самого себя отличен. Но вечность — быль и небылица — Мои не замечает лица.