Вспоминая об убийстве. Холодный ветер, теплый ветер
Шрифт:
– Интересное наблюдение, - заметила его жена.
– Ты меня не так поняла, - объяснил он спокойно. Он не горячился, так как не чувствовал за собой никакой вины.
– Я хотел сказать: у каждого из нас свои убеждения, своя маленькая жизнь. Другие люди живут совершенно иначе. Я хотел сказать - сидим мы тут в комнате, а тысячи людей сейчас умирают. Кто от рака, кто от воспаления легких, кто от туберкулеза. Уверен, где-нибудь в США в этот миг кто-то умирает в разбитой автомашине.
– Не слишком веселый
– Я хочу сказать: живем и не задумываемся над тем, как другие люди мыслят, как свою жизнь живут, как умирают. Ждем, когда к нам смерть придет. Хочу сказать: сидим здесь, приросли к креслам, а в тридцати милях от нас, в большом старом доме - со всех сторон ночь и всякая чертовщина - один из лучших людей, какие когда-либо жили на свете.
– Герб!
Он пыхнул сигарой, пожевал ее, уставился невидящими глазами в карты.
– Извините.
– Он моргнул, откусил кончик сигары.
– Что, мой ход?
– Да, твой ход.
Игра возобновилась; шорох карт, шепот, тихая речь... Герб Томпсон поник в кресле с совершенно больным видом.
Зазвонил телефон. Томпсон подскочил, метнулся к аппарату, сорвал с вилки трубку.
– Герб! Я уже который раз звоню. Как там у вас, Герб?
– Ты о чем?
– Гости ушли?
– Черта с два, тут...
– Болтаете, смеетесь, играете в карты?
– Да-да, но при чем...
– И ты куришь свою десятицентовую сигару?
– Да, черт возьми, но...
– Здорово, - сказал голос в телефоне.
– Ей-богу, здорово. Хотел бы я быть с вами. Эх, лучше бы мне не знать того, что я знаю. Хотел бы я... да-а, еще много чего хочется...
– У тебя все в порядке?
– Пока что держусь. Сижу на кухне. Ветер снес часть передней стены. Но я заранее подготовил отступление. Когда сдаст кухонная дверь, спущусь в подвал. Посчастливится, отсижусь там до утра. Чтобы добраться до меня, ему надо весь этот чертов дом разнести, а над подвалом прочное перекрытие. И у меня лопата есть, могу еще глубже зарыться...
Казалось, в телефоне звучит целый хор других голосов.
– Что это?
– спросил Герб Томпсон, ощутив холодную дрожь.
– Это?
– повторил голос в телефоне - Это голоса двенадцати тысяч, убитых тайфуном, семи тысяч, уничтоженных ураганом, трех тысяч, истребленных бурей. Тебе не скучно меня слушать? Понимаешь, в этом вся суть ветра, его плоть, он - полчища погибших. Ветер их убил, взял себе их разум. Взял все голоса и слил в один. Голоса миллионов, убитых за последние десять тысяч лет, истязаемых, гонимых с материка на материк, поглощенных муссонами и смерчами. Боже мой, какую поэму можно написать!
В телефоне звучали, отдавались голоса, крики, вой.
– Герб, где ты там?
– позвала жена от карточного стола.
– И ветер,
– Герб, мы ждем тебя!
– крикнула жена.
– К черту!
– чуть не рявкнул он, обернувшись.
– Минуты подождать не можете!
– И снова в телефон: - Аллин, если хочешь, чтобы я к тебе сейчас приехал, я готов! Я должен был раньше...
– Ни в коем случае. Борьба непримиримая, еще и тебя в нее ввязывать! Лучше я повешу трубку. Кухонная дверь поддается, пора в подвал уходить.
– Ты еще позвонишь?
– Возможно, если мне повезет. Да только вряд ли. Сколько раз удавалось спастись, ускользнуть, но теперь, похоже, он припер меня к стенке. Надеюсь, я тебе не очень помешал. Герб.
– Ты никому не помешал, ясно? Звони еще.
– Попытаюсь...
Герб Томпсон вернулся к картам. Жена пристально поглядела на него.
– Как твой приятель, этот Аллин?
– спросила она. Трезвый еще?
– Он в жизни капли спиртного не проглотил, - угрюмо произнес Томпсон, садясь.
– Я должен был давно поехать к нему.
– Но ведь он вот уже шесть недель каждый вечер звонит тебе. Ты десять раз, не меньше, ночевал у него, и ничего не случилось.
– Ему нужно помочь. Он способен навредить себе.
– Ты только недавно был у него, два дня назад, что же так и ходить за ним все время?
– Завтра же не откладывая отвезу его в лечебницу. А жаль человека, он вполне рассудительный...
В половине одиннадцатого был подан кофе. Герб Томпсон медленно пил, поглядывая на телефон, и думал: "Хотелось бы знать - перебрался он в подвал?"
Герб Томпсон прошел к телефону, вызвал междугородную, заказал номер.
– К сожалению, - ответили ему со станции, - связь с этим районом прервана. Как только починят линию, мы вас соединим
– Значит, связь прервана!
– воскликнул Томпсон. Он повесил трубку, повернулся, распахнул дверцы стенного шкафа, схватил пальто.
– Герб!
– крикнула жена.
– Я должен ехать туда!
– ответил он, надевая пальто. Что-то бережно, мягко коснулось двери снаружи. Все вздрогнули, выпрямились.
– Кто это?
– спросила жена Герба.
Снова что-то тихо коснулось двери снаружи.
Томпсон поспешно пересек холл, вдруг остановился.
Снаружи донесся чуть слышный смех.
– Чтоб мне провалиться, - сказал Герб.
С внезапным чувством приятного облегчения он взялся за дверную ручку.
– Этот смех я везде узнаю. Это же Аллин. Приехал все-таки, сам приехал. Не мог дождаться утра, не терпится рассказать мне свои басни.
– Томпсон чуть улыбнулся. Наверно, друзей привез. Похоже, их там много...