Вспоминаю отца. Мыслитель
Шрифт:
Сергеич пересказал вчерашний телефонный разговор с преувеличенными подробностями – смех стоял невообразимый, усиленный вернувшимся дыханием.
Посыпались вопросы… серьезные и с иронией, а в это время из мотовоза, вышли двое дюжих полковников в отутюженной железнодорожной форме и целенаправленно направились к гогочущей ватаге людей.
Отец видел их, он стоял на крыльце конторы, лицом к приближающимся полковникам, а бригада показывала им содрогающиеся от смеха зады…
Отец, вспоминая эти несколько секунд и пытаясь передать суть холодного пота от охватившего ужаса, предлагал обсыпать себя острыми кусочками льда, а чтобы представить, как одеревенело его тело от пяток до морщин на лбу – предлагал пощупать дубовую доску…
Смех прекратился также внезапно, как и
– Кто бригадир Попов? – отец кое-как шевельнул языком, чтобы произнести похожее на «Я».
– Это вам, Дмитрий Сергеевич, лично от Кагановича, – сказал второй полковник, подал коробку и продолжил командным тоном,– приказываю разгрузить платформу в течение двух часов… мотовоз приедет за ними в 10 часов 15 минут, а путь в надлежащий вид, как просил Лазарь Моисеевич, подготовить через неделю. Надеюсь, вам ясно?… выполняйте, – полковники также вежливо попрощались, направились к мотовозу и он исчез, как растворился, через минуту за поворотом.
Скоротечность действия создало впечатление, что его не было, что это плод воображения, вызванного словами бригадира… но в тупике стояли две платформы, а в руках бригадира дрожала коробка…
– Сергеич, показывай шапку Кагановича,– из застойной тишины раздалось звонкое предложение и под восторженный смех, отец раскрыл коробку, вытащил фуражку, одел ее и стал похож на командующего, принимающего перед наступлением твердое решение…
Пару минут отделяли его или от тюрьмы, или от легенды, и как был благодарен отец этим людям, которые поняли смысл «шутки» и его остекленелых глаз, и теперь без злорадства, с облегченностью и даже радостью, подчинялись его командам по разгрузке платформ, словно что-то действительно «мономашье» возлежало на его голове…
Так родилась легенда о придирчивом, хозяйственном бригадире-путейце с «шапкой Кагановича»… и еще одна легенда о всемогущем наркоме, который, на самом деле, выбрал фамилию отца для единственного личного звонка методом случайного тыка пальцем… не знали свидетели рождающихся легенд, что в этот период шла борьба за более близкое место под пятой «Хозяина» угождая ему по мере сил и возможности – литерный прошел с бронированным вагоном Сталина.
Эту легенду отец упоенно слушал в пересказах коллег, иногда подправляя выдумку, до разоблачения антипартийной группы «Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова» … а после разоблачения – стали говорить о другой легенде с другим литерным, о которой почти с десяток лет знал ограниченный круг людей и то, что отец не был в «отсидке» означает, что ему крупно повезло – среди посвященных не было сексотов…
*
Отец в духовном плане был склеен и собран таким образом, что «массы» делали его своим кумиром… готовы были сделать и «вождем», но он не претендовал на эту роль… и оставался простым любимцем публики. Однажды он попытался сделать больше своих возможностей, самолюбие разогрели те же «массы», и расплатился многим…
Потерял любимое дело – отправили на пенсию, что было против его желания, и все же падение «вниз», всегда болезненно. И благополучие семьи несколько пошатнулось.
Потерял свободу, по счастливой случайности на короткое время, из-за чего некоторые друзья отвернулись от него, к счастью ненадолго… Те, кто понял его с полувзгляда, с полуслова – остались друзьями, те, кто злорадствовал – были попросту приписаны к незнакомым людям. Натура отца не держала в себе обиды. «Обижаются дураки, а умные на ус наматывают», – эта отцовская мудрость в свое время легла мне на душу и стала принципиальна для понимания людей и себя. Эта мудрость позволяла видеть особенность человека, а не судить о нем по себе… и выявляла во мне разницу отношений к вещам и явлениям, то позволяло понимать себя самого.
Отец простил себя и друзей, но до конца дней своих не простил власть придержащих… хотя всегда верил, что смогут во власть прийти порядочные люди… и меня убеждал: «Будешь ТАМ, но не будь ТАКИМ – возненавижу!» – мною понималась суровость сказанных слов, что знал, что ненависть не отцовская стихия.
– Партия и наша власть стирают в нас чувство собственника… «Казенный» дом, «казенная» земля, «казенный» мундир. – Они не понимают, что человек владеет неотъемлемой собственностью – умом.. отними его и нет человека… который способен сохранить и достоинство, и самостоятельность. – объяснял мне простым, рабоче-крестьянским языком отец суть «нашей» власти… но какая глубина!… без всякой диалектики.
«– Меня не пугает существование тиранов в нашей стране – естественное не страшно. Боюсь тех, кто любит сатрапов – скотские чувства ужасают. Власть – болезнь… и люди власти не могут вызывать симпатий или белой зависти… а любовь к тиранам – болезнь не самостоятельных людей», – рассуждал он о власти далее… и, виделось, будто он был за власть и противоречил ей.
*
Учась в 8 классе, дотянулся до фалеанта в серой обложке с названием «Основы марксиско-ленинской философии». Читать начал с Введения, в котором обнаружил множество цитат Сократа, Платона, Аристотеля, Конфуция, Гегеля, Канта, Карла Маркса, Ленина и многих других. Чтение цитат захватило, и не читая комментариев осознавал и понимал суть мыслей, изложенных в цитатах. Было ощущение, что я познал окружающий мир, он мне виделся ясным и прозрачным. В позе пафосного всезнайки, спросил отца прямолинейно, и поэтому, наверное, тупорыло.
– Па, за свою жизнь ты, наверное, создал свою философию? – он рассыпался своим живым и задорным смехом.
– Философия? … Что за хрень? … Не иначе что то «ученное».
– По-русски – это любомудрие…
– Но это понятнее… и мудрость рождается в труде, – он хитровато прищурил глаза и задал, неожиданный для меня, вопрос – в слове «работа» какой корень?
– Раб… – он рассмеялся своим удивительным смехом и удивил меня снова.
– Вот так думают те, кто чурается труда. Это славянское слово, с окончанием «а» стало русским, а само слово состоит из трех корней: Ра Бо Т, что озночает Ра – озарение, Бо – современное «большой», а в данном случае – увеличение, Т – «твердо» или «твердь, получается Озаренная Увеличенная Твердь, мой земляк Серега Есенин так красиво не сказал бы о работе. В чем смысл? Посадишь зернышко, из него вырастит колосок с тридцатью зернышками, но что бы посадить зерно – нужно приложить ум, душу и руки – вот это и есть озарение.
– Па! Откуда такое?
– Это мне раскрыл подлинно интелегент, не славянин – немец, но любящий русский и славянский язык – это твой дед.
Понял, что он не раскроят мне свою философию, потому что она в нем роганически вжилась в душу, в сознание, в его руки, которыми он перелопатил сотни километров под железнодорожным полотном. Поэтому, когда стал писателем, вспоминал рассказанные им истории своей жизни, и мысли им сказанные, и мне казалось, что они и формировали его философию.
– « Труд создал человека», с этим я согласен – говорил отец, – в этом есть жизненная правда. А то что из обезьяны труд сделал человека, – он разлился своим заразительным смехом, – на моей памяти, я не знаю, не видел, но вот когда люди стремятся стать обезьянами, чтобы убежать от труда – это я знаю, это я видел. В середине 20-х годов, в нашей бригаде путейцев появился «чудик». Он остервинело бросался за работу: таскал шпалы, рельсы, работал лопатой, забивал костыли и все что ему поручали и не поручено. Проработав чуть более месяца, получил справку что он был работягой и убежал на курсы актеров в какой то «Пралеткульт». Через полтора года он появился снова в нашей бригаде, но уже работал спокойнее, и я с ним прогонбалил полгода, он был остроумцем и научил меня из матерных слов состовлять убойные и острые фразы, которые с удовольствием дисциплинировали бригаду путейцев. Как неожиданно он появился, так неожиданно он исчез. В середине 30-х мы с твоей матерью мы пошли в кино, не знаю как называется фильм, но на экране я увидел нашего «чудика» Мишку Жарова.