Шрифт:
Ремедио.
Вспомни меня
Фантастика, рассказ
Аннотация
Выбор - дело всегда нелёгкое. Особенно, если выбор стоит между семьёй и любимым делом.
Настоящий человек любит, жертвует, ищет, надеется... спасает. И как жаль, что жена не бросила всё и не прилетела к нему... Но дочь сохранила добрую память об отце и увидела то, ради чего он забыл о покое и обыкновенном счастье...
Жена... Видимо, жена не готова была жертвовать всеми удобствами ради мужа. Что ж, такое случается. А "люди не от мира сего" были и будут. А может, герой просто навсегда влюблён не в женщину, а в своё дело? И такое случается. Для семьи это - трагедия, а для общества... Выбор нелёгкий, но он в любом случае оправдан.
Жизнь
Гиппократ
17 октября 2243 года.
Здравствуй, милая! Решил написать тебе с борта звездолёта "Кассиопея": до системы Зиран осталось не более двух часов полёта. Здесь было страшно скучно, спасал лишь планшет - я много рисовал, и когда вернусь на Землю, пожалуй, будет у меня новый проект. Смешно, конечно, кто сейчас пишет письма, в век, когда можно одним нажатием кнопки увидеть голограмму того, к кем хочешь поговорить, словно живого человека во плоти? Но есть что-то необыкновенно душевное в том, чтобы писать от руки на шершавой бумаге, имитирующей старинный пергамент, думать над каждой фразой, каждым словом, стараться сложить их как можно красивее, чтобы человек, который прочтёт письмо, улыбнулся. Есть что-то очень доброе и волнительное в том, чтобы ждать ответа, хотя знаешь, что ответ этот мгновенно по телепортатору появится на твоём столе, как только собеседник закончит его. Когда-то давно... А что вспоминать те времена? Они ушли - вместе с дуэлями, отчаянными авантюрами, поиском идеала и красоты жизни... Ушли вместе с людьми в темноту, стали пикселями истории, записанными на карту памяти человечества.
Как наша дочка? Я не вижу её всего восемь дней, а уже скучаю! Мне не хватает топота её маленьких ножек, весёлого смеха и звонких речей. Надолго ли я уехал? Не знаю, Химена, мне об этом ничего не говорили. Всё так секретно! Эвиец, который за мной приезжал, по всему, важная шишка. Он был растерян при встрече, так что, наверное, дело серьёзное. Знаешь, Эвиа - прекраснейшая планета в нашей Галактике! Я так мечтаю увидеть её знаменитые храмы и дворцы! Я просто в нетерпении, волнуюсь и не могу поверить, что скоро увижу её чудеса! Представлять что-то, рисовать в воображении, и вдруг получить возможность увидеть свою мечту! Ну вот, капитан зовёт меня на мостик. Прощаюсь, напишу тебе уже с Эвиа, а Люси пришлю много-много рисунков и какую-нибудь интересную штуковину, как только представится возможность. Снова эта старомодная фраза! Ну да ладно, мне пора! Целую тебя, люблю. Твой Эрик.
***
– Невозможно. Вы считаете меня волшебником? – Эрик Наварро горько усмехнулся, глядя в окошко палатки. Стены ненадёжного жилища трепетали под порывами холодного ветра, который грозил опрокинуть всё это шаткое сооружение из ткани.
– Господин Наварро, я считаю вас Микеланджело наших дней. Я видел ваши дома на Венере, на Ганимеде, на Зоране!.. – глаза эвийца горели, как два куска янтаря, он не мигая, изучал молодого архитектора, и в чертах его вытянутого лица застыло выражение, какое бывает у человека, говорящего с маленьким непослушным ребёнком – терпеливое и понимающее, но строгое.
– У меня на Земле жена и дочь! Я не смогу... Как я брошу их? – последние слова были сказаны так беспомощно, что собеседник понял готовность мужчины сдаться.
– Вы же понимаете, это исключительно важно! А вы один их лучших в своем деле, да ещё так тщательно изучали нашу архитектуру! Подумайте, сколько пользы вы принесёте Содружеству!..
Мужчина кивнул.
– Как будто у меня есть выбор! Я в сотне парсеков от дома!..
Он вышел наружу, под холодные удары дождя и ветра, вынул сигареты и нервно закурил. За его спиной, как парус, хлопал тент над входом в палатку, и тонкий, невысокий эвиец выглядывал в проём, беспокойно принюхиваясь к запахам гари, земли и камня.
***
Восьмой день шестого летнего месяца, 2248 год.
Здравствуй, мой друг Тьяго! Прости, что так долго обо мне не было никаких вестей! Я развёлся с женой, она не вытерпела, что меня так долго нет на Земле. Моя Люси пошла уже в третий класс, и, наверное, забыла о бестолковом отце, от которого лишь изредка приходили письма. Слышал, Химена снова вышла замуж, очень удачно, и уехала на Альдебаран. Больше ничего о ней не знаю...
Ты спрашиваешь, чем я занимаюсь? У меня сейчас очень много работы. Ты слышал о планете Эвиа в системе Зиран? Наверняка, нет, о ней мало говорили в новостях... Меня вызвали с Земли, и я помчался первым же рейсом на эту крошечную, цветущую планету... Я рисовал себе прекрасные сады, отвесные скалы, моря, витые башни знаменитых Храмов Ланна. Столько раз я рассматривал фотографии, мечтая прикоснуться к величайшим шедеврам древнего зодчества. Ты знаешь, что я изучал архитектуру этой планеты, так странно отличающуюся от нашей. Кажется, лишь гений Гауди смог показать нам малую толику этих творений, он как будто сумел заглянуть в невидимую замочную скважину сквозь пространство и время, подсмотреть и попробовать донести виденное до нас.
Но когда я оказался на Эвиа... Я не верю в Бога, мой друг! Нет, но когда я увидел эту планету... я понял, что Бог есть, и он жесток. Меня привезли в столицу единственного на планете государства, от которой остались одни только развалины. Страшное землетрясение прошло здесь, не оставив камня на камне, как ребёнок, встряхнув одеяло, разрушает домики из кубиков, построенные на нём. Все эти прекрасные здания, которые так восхищали жителей Галактики, лежали в руинах! Меня отвели в какой-то полуподвал и долго-долго показывали фотографии башен, дворцов, храмов... Мне сказали: «Ты должен восстановить хотя бы часть». Я не понимал - разве можно заново создать эти пагоды, эти прихотливо изогнутые формы, переливающиеся всеми цветами радуги? Разве можно повторить сделанное давным-давно гениями великих архитекторов? Но я согласился. Три года ушло на то, чтобы по крупицам собрать планы, чертежи, описания всех самых значительных шедевров архитектуры. Это была адски сложная работа, но я не жалел себя, как не жалели себя те, кто работал рядом со мной. Когда я видел в окно своего домика расписные колонны, полуразбитые, лежащие на земле, обгоревшие остовы великих некогда зданий, я готов был опустить руки. Невозможно, говорил я себе! Но потом вспоминал примеры из истории: ведь всегда люди начинали всё заново. «Ты должен вновь всё воссоздать с основ», - помнишь эту строчку из Киплинга? Да, время лечит. Что-то рушится, появляется новое. Так я успокаивал себя, когда было особенно тяжело.
Работы предстоит ещё очень много, так что я не знаю, когда вернусь на Землю. Пришли мне, пожалуйста, фото Люси - по ней я скучаю здесь больше всего! Я надеюсь увидеть её до того, как она закончит школу. Ещё раз прости, что так долго не давал о себе знать...
***
Прошло ещё несколько лет.
Постепенно, медленно, несмело и осторожно вставали очищенные от копоти и отреставрированные колонны, поднимались белые стены из местного камня, похожего на полупрозрачный мрамор. Когда Эрик впервые увидел заново спроектированный Зал совета планет Содружества с прозрачным куполом, на котором горели звёздные карты, когда впервые прошёл по полу из разноцветной мозаики, когда осознал в полной мере, что всё вокруг – это плод его многолетней работы, сердце сдавило так больно, что мужчина едва не потерял сознание. Врачи говорили потом, что ему нельзя волноваться. Но как же оставаться спокойным, если видишь, что у тебя наконец-то что-то получается! Как не испытывать гордости и невероятного счастья при виде заново отстроенных храмов! На глазах Эрика Наварро один из величайших городов Галактики одевался в зелень садов, и архитектор стал узнавать очертания его зданий, знакомых ему с детства.
***
– Подождите!
Эрик не сразу услышал тихий женский голос, надтреснутый, шершавый. Он обернулся и увидел согбенную старушку, которая по обычаю этой планеты, подняла руку в приветствии и коснулась пальцами лба.
– Вы знаете, ведь когда-то...
Она посмотрела на недавно отреставрированный особняк, весь состоящий из прихотливых линий, выступов, странных фигур, создающий вместе гармоничный ансамбль. Мягко светились окна, и их свет отражался в бледных глазах старой женщины, наполненных слезами.