Вспомни ту ночь

Леклер Дэй

— Нет. Разве ты не слышала сигнал тревоги? Их последний эксперимент достиг решающей стадии. Им пришлось спуститься вниз.

— Так часто случалось, когда ты был ребенком? — вдруг спросила она.

— Я был очень самостоятельным в детстве.

— По собственной воле… или по необходимости?

— Разве это имеет значение?

Он произнес это с таким стоическим спокойствием, с таким смирением, что ей потребовались все ее силы, дабы ответить так же спокойно:

— Если бы это не имело значения, я бы не спрашивала.

Вырвавшийся из его груди вздох свидетельствовал о том, что свою боль он давным-давно

запрятал глубоко внутри, скрыв под маской ледяного равнодушия.

— Мои родители всегда были целиком и полностью поглощены своими экспериментами, поэтому у них редко выпадала свободная минутка. Я очень рано понял, что, если чего-то хочешь, будет быстрее и проще сделать это самому. Я ответил на твой вопрос?

Она сидела, наморщив лоб и покачивая ногой. Да-а, его жизнь в корне отличалась от ее. У нее было много братьев и сестер, и ее родители не могли бы сбежать от них и уединиться в подвале, даже если бы очень захотели.

— Сколько раз Хью и Элли приходили в школу, когда ты принимал участие в каком-нибудь общешкольном мероприятии?

— Они приходили несколько раз. — Он хрипло рассмеялся. — Только немного запаздывали.

— Как на нашу свадьбу? — прошептала она. — Примерно настолько опаздывали?

— Да.

Одним коротким «да» он ответил ей на все ее вопросы. Теперь Дани могла представить себе его жизнь до мельчайших подробностей. Долговязый светловолосый мальчик с растерянным, словно молящим о помощи взглядом и при этом до странного замкнутым выражением лица. Каждый день он возвращался из школы в темный, неосвещенный дом, проходя через заросший бурьяном двор. Вероятно, ему приходилось собирать в кулак все свое мужество, чтобы заставить себя открыть входную дверь. А внутри его встречала безмолвная тишина. Повсюду совершенно темно, ни зги не видно; никаких тебе аппетитных запахов из кухни. В доме был только холодильник, до отказа набитый химическими препаратами, всевозможными колбами и выращиваемыми культурами. А также родители, по сути поселившиеся в подвале. Если ему хотелось поесть, то готовить приходилось самому. Если нужна была помощь с домашними заданиями, то он обращался к соседу. А если ему хотелось, чтобы его обняли или похвалили? Тогда как?

Она зажмурилась, до того ей самой стало больно от этих мыслей. Когда Ник был еще маленький, он установил свою первую систему оповещения в случае тревоги. Если потребность во внимании со стороны родителей становилась непреодолимой, он нажимал на кнопку. Вряд ли, конечно, он часто поддавался подобному искушению. Но если такое все-таки случалось, наверняка ему приходилось долго ждать. Она была уверена, что он часами стоял около лестницы, ведущей в неосвещенный, наглухо закрытый подвал, и ждал, ждал. Наверное, все детство провел в одном бесконечном ожидании. И неизменным его спутником было разочарование. Сплошное разочарование.

Внезапно перед ее мысленным взором возник образ Ника в день их свадьбы. То, как он стоял в нерешительности на пороге кабинета судьи, затягивая начало церемонии. Может, у него все еще теплилась робкая надежда на то, что родители все-таки появятся в последнюю минуту?

На этот раз она не сумела сдержать слезы.

— Мне не нужна твоя жалость, Дани. Я ее не хочу.

И он нежно поцеловал ее в губы, а потом язык его проник еще глубже. Это было совсем не похоже на

то, что произошло между ними в его кабинете. Тогда вспыхнувшая искра, пробежав по жилам, обожгла их пламенем острого, неукротимого желания. Сейчас поцелуй был совершенно другой.

Нежный, а не властный; благодарный, а не требующий. Ник обнимал и ее и дочурку с любовной заботливостью, его губы пахли вином и имбирем. Едва слышно вздохнув, она положила голову ему на плечо и доверчиво прижалась к нему. Напряжение, охватившее Дани после злосчастного обеда, постепенно проходило. Он расстегнул ее блузку и начал осторожно разминать ладонью набухшую от молока грудь, поглаживая при этом чувствительный сосок. Более эротичного момента ей еще не доводилось испытывать. Реакция ее была мгновенной: по всему телу сразу разлился знакомый жар, и его ладонь стала влажной.

— Вот и молоко, — удовлетворенно констатировал он, аккуратно поднося головку Абигайль к живительному источнику питания. — Давай, моя ягодка. Кушать подано.

Дани закрыла глаза. Ей было хорошо, как никогда. Она еще теснее прижалась к Нику, сама себе не веря, что ее заветная мечта превратилась в реальность. Одна лишь грустная мысль нарушала тихую прелесть этой минуты: да, у нее есть муж и ребенок. Она должна быть довольна. Но ей хочется большего. Господи, кажется, все на свете отдала бы за то, чтобы их свадьба была настоящей, а муж оказался человеком, которому доверяешь безраздельно. И еще одно…

Ей хотелось любви. Любви Ника.

У нее вдруг перехватило дыхание от внезапного страшного озарения. Боже, только не это! Ведь на самом деле ей хочется, чтобы ее свадьба не была фиктивной, только потому, что в какой-то момент она влюбилась в своего мужа. Влюбилась по уши. Безоглядно.

Ник убедился в том, что входная дверь в родительский дом плотно закрыта. Стоя на крыльце, быстро окинул взглядом заброшенный, неухоженный двор. За прошедшие годы он ничуть не изменился. Когда-то, давным-давно, Ник предпринял было попытку превратить эту бурую, поросшую бурьяном землю в зеленый, цветущий сад. Ну, хотя бы в некое его подобие. Но все напрасно. Ничего не вышло.

— Ник, ты идешь?

Он оторвал взгляд от голого клочка земли. Около массивной чугунной калитки, от которой так и веяло холодом, стояла Дани. Она помахала ему рукой, а затем перегнулась через открытое окно к заднему сиденью, закрепляя ремнями дорожную кроватку Абигайль. У него даже дух захватило.

За его спиной — дом его детства на фоне хмурого осеннего неба. Прямо перед ним сильный ветер гнал по двору одинокий дрожащий лист. А он стоял, не двигаясь с места и внутренне сопротивляясь и внезапному холоду, и быстро сгущавшейся тьме: бушевавшей в его душе буре ни за что не вырваться наружу.

Дани подошла к холодной чугунной ограде и ухватилась за нее руками. — Ник! Чего ты ждешь? Он судорожно вздохнул. Крепко стиснул зубы, сжал кулаки. По ту сторону ворот его ждет жизнь. Бьющая через край, увлекательная жизнь.

Это как раз то, в чем он остро нуждается. Если судьба подарит шанс выбраться из ледяной пустыни, ему понадобится то, что находится по ту сторону этих ворот.

— Я больше ничего не жду, — объявил он, преисполненный внезапной решимости.

Дани пнула ногой картонные коробки, наставленные друг на друга.