Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история

Шварценеггер Арнольд

С гримерным трейлером не сравнится ни один салон красоты, поскольку у актрис, разумеется, проблем во много раз больше, нежели у обычных домохозяек. «Сейчас мне предстоит сниматься в этой сцене, а она мне не нравится, и что мне делать?» Или: «У меня сегодня вскочил прыщ на лбу, как от него избавиться?» Вероятно, главный оператор уже сказал этой актрисе: «Я не хирург, я не могу вырезать прыщ». И вот теперь она в ужасе и возвращается в гримерный трейлер.

Но в первую очередь здесь обсуждали личные проблемы. Актеру приходится очень нелегко, когда он два, три, пять месяцев на съемках, вдали от дома, оторванный от семьи. Ребята говорят о детях, оставшихся дома, говорят о своих женах,

которые могут им изменять. Говорят все, и каждый старается вставить свое слово: актеры, гримеры. Но тут входит режиссер. Его беспокоит настрой одного из актеров. Иногда здесь можно увидеть обнаженных людей, которым наносят татуировку для какой-нибудь сцены. Это замечательно для комедии или драмы, но в гримерном трейлере к этому относятся совершенно равнодушно. Споры Уилта и Грейс получались крайне бурными. Я не мог взять в толк, откуда в них столько враждебности, однако это было так.

— Я не такая, как ты! — кричала Грейс. — Я веду свою родословную не от необразованных рабов. Я родом с Ямайки, я говорю по-французски, и мои предки никогда не были рабами.

Слово «ниггер» звучало постоянно, что приводило меня в ужас. Уилт говорил:

— Во мне нет ничего черного! Не корми меня этим дерьмом! Я живу в Беверли-Хиллс среди белых, я трахаю только белых женщин. Я езжу на таких же машинах, что и белые, у меня есть деньги, как и у белых. Так что это ты ниггер, твою мать!

Как-то раз я не выдержал и вмешался:

— Так, так, так, так, уймитесь! Ребята, пожалуйста, это гримерный трейлер, давайте обойдемся без споров. Понимаете, атмосфера в гримерном трейлере должна быть спокойной, тихой, потому что актеры готовятся здесь к следующей сцене. Так что не надо заводиться. К тому же, вы давно в последний раз смотрелись в зеркало? Как вы можете отрицать, что вы черные? Я хочу сказать, вы оба черные!

На что они ответили:

— Нет, нет, ты ничего не понимаешь, это не имеет никакого отношения к цвету кожи. Все дело в позиции, все дело в корнях.

Их аргументы были очень сложными. На самом деле они спорили не о цвете кожи, а о том, какие различные этнические группы попали в Америку. Было забавно слушать, как двое негров обвиняют друг друга в том, что они чернокожие. Потом мы смеялись, вспоминая все это; к концу съемок Грейс и Уилт были уже неразлучными друзьями. Оба были живые, очень талантливые люди. И спорили они просто ради забавы.

Мексика быстро стала для меня одним из любимых мест для съемок. Съемочная группа работала очень усердно, декорации возводились невероятно быстро и качественно. Все соответствовало старым европейским стандартам. Если требовалось что-нибудь прямо сейчас — скажем, на заднем плане склон горы, — через два часа склон был уже готов, с пальмами, соснами или тем, что требовала сцена.

В «Конане-разрушителе» было так много езды верхом, что мы не могли расстаться с лошадьми даже в свободное от съемок время. Когда ко мне в гости приезжала Мария, мы с ней отправлялись верхом в горы. Мария великолепно держалась в седле; она выросла в традициях английской верховой езды. Мы привязывали к седлам корзинки с едой и бутылкой вина и уезжали на целый день, чтобы отдохнуть в тишине, помечтать. У нас не было никаких забот, никаких обязанностей.

В феврале 1984 года я вернулся из Мексики, готовый приступить к подготовке к «Терминатору». У меня оставался всего один месяц до начала съемок. Передо мной стояла задача овладеть холодным поведением киборга, начисто лишенным эмоций.

Я ежедневно занимался с оружием, разбирая и собирая его вслепую, до тех пор, пока движения не становились автоматическими. Кроме того, я много времени проводил в тире, осваивая целый арсенал различных видов

стрелкового оружия, привыкая к звуку выстрелов, чтобы не моргать, нажимая на спусковой крючок. Как Терминатор я, передергивая затвор и вставляя новый магазин, не должен был смотреть на автомат, как не смотрел на свой меч Конан, засовывая его в ножны. И, разумеется, мне нужно было одинаково хорошо пользоваться обеими руками. Всего этого можно было добиться только регулярной тренировкой. Я повторял каждое движение по тридцать, сорок, пятьдесят раз, пока оно не становилось чем-то совершенно естественным. Еще во времена занятий культуризмом я уяснил, что все определяется количеством повторов. Чем больше миль ты проедешь на лыжах, тем лучше будешь кататься; чем больше раз ты повторишь какое-то упражнение, тем четче прорисуются мышцы. Я свято верю в напряженный труд, в то, что все добывается потом, и не останавливаюсь, пока дело не сделано, так что такая работа пришлась мне по душе.

Для меня остается загадкой, почему я понял сущность Терминатора. Разучивая роль, я как заклинание повторял слова Риза, обращенные к Саре Коннор: «Слушай и запоминай. Там терминатор. Его нельзя купить. С ним нельзя договориться. Он не чувствует жалости, раскаяния и страха. И он не остановится до тех пор, пока не убьет тебя». Я работал над тем, чтобы создать образ машины, лишенной всего человеческого, абсолютно бесстрастной, не делающей никаких лишних движений, запрограммированной во что бы то ни стало выполнить поставленную задачу. Поэтому когда Терминатор заходит в полицейский участок, где укрылась Сара, и говорит дежурному: «Я друг Сары Коннор. Мне сказали, что она здесь. Я могу с ней увидеться?», а тот отвечает: «Быстро не получится. Если хотите подождать, вот скамейка», зритель понимает, что дальше последует что-то неприятное.

Кэмерон обещал мне сделать Терминатора фигурой героической. Мы долго обсуждали, как этого добиться. Как заставить зрителей восхищаться киборгом, который разгромил полицейский участок, зверски убив три десятка полицейских? Ключом явилось сочетание того, как я сыграл роль, и того, как Кэмерон снял этот образ, плюс те мелочи, с помощью которых он представил полицейских безмозглыми тупицами. Вместо того чтобы быть компетентными защитниками общественного порядка, они не знают, что им делать, и постоянно отстают на шаг от Терминатора. Поэтому зритель думает: «Они тупы, они ничего не понимают, и к тому же у них чересчур высокое самомнение». И Терминатор безжалостно с ними расправляется.

Такие люди, как Кэмерон, стремящиеся все держать в своих руках, обожают ночные съемки. Это позволяет режиссеру полностью контролировать освещение, потому что он сам его создает. Ему не нужно соперничать с солнцем. Он начинает с кромешной темноты и дальше добавляет то, что ему нужно. Если требуется снять панораму пустынной улицы так, чтобы зритель с первого взгляда почувствовал, что лучше держаться отсюда подальше, проще сделать это ночью. Поэтому большинство эпизодов «Терминатора» снималось после наступления темноты. Конечно, для актеров ночные съемки означают мучительный режим, да и удовольствия это доставляет гораздо меньше, чем съемки при свете дня.

Кэмерон напоминал мне Джона Милиуса. Он страстно любил кино, знал его историю, все выдающиеся фильмы, режиссеров, сценарии. Кэмерон мог бесконечно говорить о технических приемах. Я начинал терять терпение, когда он заводил речь о чем-то невозможном. Я думал: «Ну почему ты просто не можешь снимать фильм как надо? Я хочу сказать, Спилберга и Копполу кинокамеры устраивали. Альфред Хичкок снимал прекрасные фильмы и не жаловался на оборудование. А ты кто такой, твою мать?» Не сразу я понял, что Джим — замечательный режиссер.