Вспомнить все
Шрифт:
Но удар оказался не таким уж и слабым: меня повело, и, потеряв равновесие, я упал на землю, и они уже втроем — широкий отошел от удара — принялись месить меня ногами.
Били от души, с энтузиазмом. Было очень больно, подняться мне не давали. Я хотел завыть от боли, но вместо этого из меня вырвался ужасающий рев, явно не свойственный ни человеку, ни зверю.
Я ощутил, как волна адреналина заполняет тело, вытеснив боль, а ярость — сознание, породив во мне жажду крови и желание убивать всех без разбора.
Я
Боль ушла, перед глазами появилась полупрозрачная багровая пелена. Я испытывал непонятную радость, даже эйфорию. Понятия не имею, что со мной, но это нужно было использовать, пока есть возможность.
Двое оставшихся впали в секундный ступор, (видимо, закаленные вояки, а может, и просто отбитые напрочь) после чего лысый поднял на меня топор уже лезвием. Я все на тех же рефлексах выставил руку и… О чудо!!! Топор оставил на руке лишь жалкую царапину, и тут я уверовал в свою неуязвимость.
Заблокировав удар лысого, выбросом руки проломил грудную клетку второму его прихвостню, который безуспешно попытался проткнуть меня коротким мечом. Похоже, осколки ребер пропороли ему легкие, так что он упал ничком на землю, хрипя и пуская кровавые пузыри.
Видимо, на нем я как-то замешкался, поскольку лысый отстранился в сторону и двинул мне оглоблей по спине, пошатнув мое равновесие и веру в мое же бессмертие.
Пробежав по инерции и пропахав носом землю, я вскочил, развернулся к противнику и медленно пошел на него, игнорируя остатки болевых ощущений, достигшие мозга. С ноги вышиб топор, раздробив пальцы руки (оглоблю он уже бросил), той же ногой двинул его в колено, выгнув последнее в обратную сторону, отчего тот со скулежом рухнул наземь. Я тихонько наклонился к нему, взял за ворот и произнес гортанным голосом:
— Ближайшее… село… где…? — Речь давалась с трудом, но что поделаешь, надо превозмогать.
Лысый не реагировал, продолжая скулить. Легкий удар по лицу — молчание, удар — молчание, снова удар… ой, не нравится мне этот хруст… похоже, удары были не такие уж и легкие.
Зрачки лысого стремительно расширялись, что есть верный признак болевого шока и впадения в кому, он даже не сплюнул осколки зубов. Пришлось добить, расколов черепушку, так как пользы мне от него больше никакой, да и не жилец он уже.
Тут начало происходить то, что мне решительно не понравилось — адреналин схлынул, и меня сильно «повело».
Багровая пелена спала, и я почувствовал, как что-то теплое течет из темечка на лицо и за шиворот, захотелось
Деревня
Мда… пробуждение было немного помягче, чем тогда в лесу, голова раскалывалась, спина болела, хоть царапина на руке почти зажила и только слегка чесалась, а вот мышцы болели неслабо.
Причем, судя по положению солнца, отдыхал я явно побольше суток. Еще пробуждение отличилось тем, что впервые за все это время я захотел есть, скорее жрать, я бы сказал, и это явно не стоит игнорировать, поскольку в теле была слабость и меня довольно сильно шатало.
Поискав трупов в карманах, наскреб полкило сухарей, малость вяленого мяса и флягу с водой. Уговорив все в один присест, почувствовал себя получше и решил обновить свое снаряжение: надел на себя лысовские рубаху и кожанку — уж очень мне она понравилась.
Только отряхнуть пришлось, а так даже застежки с ремнями имелись, так что висеть, как парашют не будет — я порадовался своей обновке и, подумав немного, повесил на пояс его же (лысого) топор.
Сначала хотел взять меч, но он был отвратительного качества и в первом же бою пошел бы на выкинштейн. И еще я подумал: почему не перебил всех троих из игольника? Ведь если стрельба мне непривычна, с какой радости я так легко освоился с ним еще в лесу? Нафиг тогда он вообще? Загадка, однако.
И еще придется узнать, что такое парашют. Вроде бы, он замедлял падение при десантировании.
Пройдя с десяток километров, я заметил дым на горизонте. Похоже на деревню, хорошо, что я додумался приодеться поприличней. Войдя в деревню, я сразу увидел мужика: рост и телосложение средние, в этом мы с ним похожи, хотя мужик в возрасте. Темно-коричневые волосы зачесаны набок, брови густые, борода топорщится, как солома. Он копался на огороде, возясь в земле какой-то железкой. Точно, это тяпка. Подумав, я решил его окликнуть.
— Здоров будешь, отец.
Дядька поднял на меня голову, переменился в лице и схватил свою железяку наизготовку. В его лице читалась готовность к решительным действиям.
— Какой я тебе отец? Пшел вон отседова чужак. — Что ж, теплый приемчик ничего не скажешь…
— Что злой такой? Обидел кто?
— Не твоего ума дело, ступай подобру-поздорову, душегубец — вот сейчас я совершенно не понял:
— Ты кого душегубцем обозвал? — я слегка вытянул топор из-за пояса, на что мужик сразу умерил свой пыл.
— Коль не душегубец, че вырядился то так да размалевался? — Умыться я как-то не додумался, да и чем?
— Напали на меня тут одни, вот я и приоделся в то, чем они богаты были. — Я автоматически перешел на его стиль речи. Мужик вызывал у меня симпатию.