Встреча от лукавого
Шрифт:
Да и не понимают они ничего – мой Виктор был там однажды и, конечно же, взял с собой мать, которая обошла весь участок с инспекцией, раскритиковала бездарное, по ее мнению, использование земли, и они вместе стали планировать грядки с помидорами на месте кустов и клумб, пока мы с Петькой не прекратили это безобразие, причем в довольно резких выражениях. А Светка хоть и не была там, но я знаю, она сразу захочет превратить наш старый домик в нечто «модное», но мы этого позволить не можем – в домике все еще живет наше детство. Там до сих пор такой же запах, как был при бабушке Маше. И потому Виктор думает, что дача Петькина, а Светка – что моя. Поскольку Светка терпеть меня не может, а Виктор в первый свой приезд на дачу едва не получил от Петьки по морде, то в этот дом они не стремятся, и это есть великое благо. Я иногда думаю, что Виктор и Светка отлично подходят друг другу и надо бы их познакомить.
Но дача есть дача, она чисто для души, а для обычной жизни у меня есть квартира, которую я превратила в нечто новое и красивое. Просто потому, что жить среди вещей, напоминающих о бабушке, я не могла. Хотя круглый стол и бабушкино трюмо я оставила.
И теперь ради этой квартиры мой муж решил меня убить. Потому что я подала на развод, а по закону он не может отобрать у меня половину.
Я тогда поднялась на крышу соседнего дома – точно так же, как сегодня. Был такой же день – но тогда сердце у меня колотилось, как бешеное. И я не знала, куда бежать, и собралась позвонить Петьке. А потом вдруг подумала – зачем? На этот раз, возможно, я смогу избежать смерти. И ради чего я стану жить? Работы у меня отныне нет, и, судя по тому, в чем меня обвинили, мне придется думать о том, чтобы менять специальность, город и планету. Муж… ну, даже если я сейчас пойду в полицию и они что-то предпримут, и я останусь в живых, где гарантия, что следующий супруг не окажется точно таким же? А там… Серая, как дождь, завеса этого мира отдернется, и откроется серебристое окно. Гендальфу врать незачем.
И я пошла к нотариусу составлять завещание, внутренне ликуя, – просто представила вытянувшиеся рожи супруга и его маменьки, когда они узнают, что им ничего не досталось. Петьку убить у них кишка тонка, да и денег нет на нового киллера. Они и эти-то деньги небось одолжили в надежде заполучить мою квартиру. Им нет смысла Петьку убивать, потому что после него квартиру унаследует моя племяшка Тонька. Вот так-то, граждане.
Нотариус, молодой симпатичный мужик, очень удивился, зачем мне понадобилось завещание. Конечно, рассказывать ему о планах мужа и свекрови, как и о своих собственных, я не стала – зачем? Он выслушал мои пожелания, очень простые и ясные, составил завещание, я пришла к нему на следующий день, подписала, и все. Пришлось потратить на это время, но дело того стоило. Я не стала спрашивать, как он узнает, что меня уже нет, и как найдет Петьку, – но думаю, что есть какая-то система, не одна же я пишу завещание.
Я отчего-то совершенно не думала, что будет, когда придет время и убийца примется за дело. Как он это осуществит? Застрелит меня или собьет машиной? Лучше, если просто сбросит с крыши. Я полечу вниз, в последний раз ища взглядом реку, и расплескаюсь на асфальте, и прорасту травой – потом. Я навсегда останусь в городе около дома, где прошло мое детство. Прямо напротив этой новой четырнадцатиэтажки – старый бабушкин дом: три этажа, высокие потолки, огромные комнаты, камин в спальне, лепнина на потолке, и соседей немного. Ходили слухи, что дом снесут, но потом дело заглохло, и я этому радовалась. Так он и остался, мой дом – как зеленый островок среди бетонно-стеклянных высоток.
Если я сейчас нахожусь здесь, значит, меня просто сбросят вниз. Я сама сюда пришла – пусть хоть это станет моим выбором, раз нет другого. Наверное, будет больно – какой-то миг, но для этого есть таблетки, я напилась их достаточно, чтобы не переживать о боли. Я думала, что не боюсь, но все-таки немножко боюсь. И только мысль о том, какую свинью я приготовила своему мужу и его мамаше, греет мне душу. Ведь они понятия не имеют, что есть завещание! Боже, все бы отдала, чтобы посмотреть на их лица, когда… А может, и посмотрю. Оттуда.
А сейчас позвоню-ка я Петьке, чтобы услышать его еще раз. У меня, кроме него, никого больше нет.
– Привет.
– Привет, Лина. – Петькин голос на фоне компьютерного писка такой знакомый. – Как дела, сестренка?
– Ничего, дышу.
И это правда. Все, что я могу сейчас о себе сказать правдивого, вот эта фраза. Лгать я не люблю.
– А ты как, Петь?
– Да как обычно.
Как обычно – это работа, а дома – Светка, которая ни готовить, ни прибраться, ни за ребенком последить не способна, зато пасть у нее никогда не закрывается, и то, что из этой пасти несется, отнюдь не великосветские разговоры, чтоб вы понимали.
– Снова поцапались?
– А у нас по-другому не бывает.
– Так брось ее к чертям, Петь!
– А Тонька? Она мне назло ее не отдаст.
Это наш обычный разговор. Все дело в Тоньке, которую Петька любит больше жизни, и которую Светка ему, конечно, не отдаст – не потому, что ей нужна «проклятая спиногрызка», как она ее называет. Нет, она ее не отдаст, чтобы досадить Петьке. Мы оба это знаем, но мне хочется все-таки изменить статус-кво, и ничего другого, кроме как толкнуть Светку под трамвай, мне в голову не приходит.
– Ладно, сестренка, что-то придумаем. Тут подвижки наметились, потом расскажу, сейчас рано. Ты к бабуле давно ездила?
Бабуля – это мать Петькиного отца, бабушка Валя. Летом она всегда подхватывала эстафету нашего с Петькой воспитания из ослабевших рук бабушки Маши, и мы охотно ехали в Домоткань – там у бабушки Вали старенький домик, она держала тогда вполне ухоженное хозяйство. Сейчас мы ездим к бабуле как можно чаще: хозяйства уже нет, и сил у нее все меньше, но переезжать ни к кому из нас она не хочет – ей не по душе ни Виктор, ни Светка.
– Две недели назад ездила. Ничего, она у нас молодцом, Петь. Козу держит, кошка имеется, и щенка ей кто-то подарил, чтоб не скучно было. Правда, щенок совсем крохотный, но он вырастет. А позавчера я денег ей послала – мало ли, что-нибудь понадобится, какая там пенсия.
– Молодчина. Я тоже вчера послал, а в субботу мы с Тонькой к ней поедем. Я ей платок пуховый купил, и сапоги на зиму повезем.
– Привет передай.
Не знаю, как бабуля переживет мою смерть. И Петька тоже. Зато он сможет бросить Светку и жить в моей квартире, а это плюс. Всегда есть плюс, главное его найти.
На крышу рядом со мной легла тень – ну, вот и все. Я подняла голову – высокий мужик, очень крепкий на вид, с лицом, словно специально слепленным так, чтобы его невозможно было запомнить. Надо же.
– Ладно, Петь, мне пора. Люблю тебя.
– И я тебя люблю, сестренка. Увидимся.
Конечно, увидимся. Я верю, что люди, любящие друг друга, увидятся на той стороне – совсем скоро я увижу бабушку Машу. И это очевидный плюс, один из… Только убийца мне попался какой-то очень неприметный. На меня напал смех – ну, до чего же смешно! Я думала, что убийца будет какой-то такой… ну, как Бандерас в триллерах или хотя бы как Сталлоне – лет двадцать назад. А этот… ну, никакой. Хотя фигура неплохая.