Встреча с Хичи
Шрифт:
— Конечно, милый, — послушно сказала она, хотя было бы гораздо лучше, если бы он не напоминал ей об этом постоянно. Но настроение ее улучшилось, она ощутила легкий толчок; значит, корабль снова в пути, и действительно, сине-фиолетовый ужас на экране уже начал уменьшаться.
Конечно, это значит только, что они на пути к другой черной дыре.
— Покажи хичи, — приказал Вэн, — и еще… дай-ка подумать. Да, Робинетта Броадхеда.
— Конечно, Вэн, — сказала Долли, доставая из угла, куда их заткнул Вэн, своих кукол и надевая их на пальцы. Хичи, конечно, не похож на настоящего хичи; кстати, кукла Робинетта Броадхеда тоже выглядела карикатурно. Но они забавляли Вэна. А для Долли именно это было важно, так как счет оплачивал он. В первый же день после отлета из порта Хеграмет он хвастливо показал Долли свой банковский счет. Шесть миллионов долларов автоматически пополняли его ежемесячно! Это число поразило Долли. Это очень много. И из этого водопада денег рано или поздно она сумеет урвать для себя несколько капель. В такой мысли для Долли не было ничего аморального. Возможно, в прежние времена американцы назвали бы ее охотницей за богатством. Но большая часть человечества во всей его истории просто назвала бы ее бедной.
Она кормила его и спала с ним. Когда он бывал в плохом настроении, старалась стать невидимой, а когда он хотел развлечений, пыталась его развлечь.
— Здравствуйте, мистер хичи, — сказала голова Броадхеда, рука Долли согнула ее, чтобы голова улыбалась, голос Долли звучал хрипло. — Очень рад с вами познакомиться.
В голосе Долли зазвучало змеиное шипение.
— Здравствуй, опрометчивый землянин. Ты как раз вовремя для обеда.
— Вот здорово! — воскликнула голова Броадхеда, улыбка ее стала шире. — Я голоден. А что на обед?
— Аргх! — закричала голова хичи, пальцы скривились когтями, рот раскрылся. — Ты! — И правая рука сомкнулась на кукле с левой руки.
— Хо! Хо! Хо! — смеялся Вэн. — Очень хорошо! Хотя на хичи не похоже. Ты не знаешь, как выглядит хичи.
— А ты знаешь? — своим голосом спросила Долли.
— Почти. Во всяком случае лучше тебя.
И Долли, улыбаясь, подняла руку с хичи.
— Но вы ошибаетесь, мистер Вэн, — послышался шелковый, змеиный голос хичи. — Вот как я выгляжу, и я жду вас в следующей черной дыре!
Вэн вскочил со стула, отбросив его с треском.
— Это не забавно! — закричал он, и Долли удивилась, увидев, что он дрожит. — Приготовь мне поесть! — приказал он и, что-то бормоча, отправился в свой посадочный аппарат.
Неразумно шутить с ним. Поэтому Долли приготовила ему обед и прислуживала с улыбкой, хотя ей не было весело. Но эта улыбка ничего ей не дала. Настроение у него было хуже, чем всегда. Он кричал:
— Дура! Ты тайком съела всю хорошую пищу? Ничего вкусного не осталось!
Долли чуть не расплакалась.
— Но ведь тебе нравятся бифштексы, — сказала она.
— Бифштексы! Конечно, нравятся. Но посмотри, что ты приготовила на десерт! — Он оттолкнул тарелку с бифштексом и брокколи, схватил поднос с шоколадным печеньем и потряс перед ней. Печенье разлетелось во всех направлениях, и Долли пыталась поймать его.
— Я знаю, они тебе не очень нравятся, милый, но мороженого больше нет.
Он сердито посмотрел на нее.
— Ха! Нет мороженого! Ну, хорошо. Тогда шоколадное суфле или пирог с фруктами…
— Вэн, ничего этого нет. Ты все съел.
— Глупая женщина! Это невозможно!
— Ну, их не стало. И вообще сладкое тебе вредно.
— Тебя не назначали моей нянькой! Когда у меня сгниют зубы, я куплю себе новые. — Он сунул тарелку ей в руки, и печенье снова разлетелось. — Выбрось этот мусор. Я не хочу больше есть.
Вот и еще один типичный обед на дальних пределах Галактики. И закончился он тоже типично: Долли со слезами прибрала. Вэн такой ужасный человек! И даже не подозревает об этом.
Однако Вэн знал, что он злобен, антисоциален, капризен — и еще длинный список пороков, которые перечислила ему психоаналитическая программа. Больше трехсот сеансов. Шесть дней в неделю в течение почти года. А в конце он с шуткой прекратил эти сеансы.
— У меня есть вопрос, — сказал он голографическому психоаналитику. Программа для него выглядела приятной женщиной, достаточно старой, чтобы быть его матерью, достаточно молодой, чтобы сохранить привлекательность. — И вопрос этот таков: сколько психоаналитиков нужно, чтобы изменить светящийся шар?
Аналитик со вздохом сказала:
— О, Вэн, ты снова противишься. Ну, хорошо. Сколько же?
— Только одного, — со смехом ответил он, — но шар на самом деле не хочет меняться. Ха-ха! И, видишь ли, я тоже не хочу!
Она молча смотрела на него. Ее показывали сидящей в кресле-корзине, с подобранными под себя ногами, с блокнотом в одной руке, с карандашом в другой. Глядя на него, она постоянно поправляла очки, сползавшие на кончик носа. Как и все остальное в этой программе, этот жест имел определенную цель, он показывал, что она всего лишь человек, как и он, а не некое божество. Конечно, человеком она не была. Но прозвучали ее слова совсем по-человечески:
— Очень старая шутка, Вэн. А что такое светящийся шар?
Он раздраженно пожал плечами:
— Это такая штука, которая дает свет. Но ты меня не поняла. Я вообще не хочу меняться. Мне это неинтересно. Я с самого начала не хотел приходить сюда и сейчас намерен закончить.
Компьютерная программа миролюбиво сказала:
— Это твое право, конечно, Вэн. Что же ты будешь делать?
— Буду искать моего… уйду отсюда и буду веселиться, — свирепо сказал он. — Это тоже мое право.
— Да, конечно, — согласилась она. — Вэн. Не скажешь ли, что ты собирался сказать, а потом изменил свое намерение?
— Нет, — ответил он, вставая. — Не буду говорить тебе, просто буду делать. До свидания.
— Ты собираешься искать своего отца, верно? — спросила ему вслед компьютерная программа, но он не ответил. И вместо того чтобы просто закрыть дверь, захлопнул ее с грохотом.
Нормальный человек — в сущности, почти любой человек, — признал бы правоту психоаналитика. И уже давно рассказал бы спутнице по кораблю и постели о своих надеждах и страхах. Но Вэн не привык с кем-нибудь делиться своими чувствами, потому что вообще не привык ничем делиться. Выросший в одиночестве Неба Хичи, лишенный в самом критическом возрасте теплокровных товарищей, он стал подлинным архетипом антиобщественного человека. Страшная тоска по любви погнала его в глубины космоса в поисках исчезнувшего отца. Полная неспособность осуществить свою мечту делала для него невозможным принятие любви сейчас. Его ближайшими спутниками в годы юности были компьютерные программы, записанные индивидуальности, Мертвецы. Он скопировал их и взял с собой на корабль хичи, и разговаривал с ними, как не говорил с живой Долли, потому что знал: они только машины. Им все равно, как он с ними обращается. Для Вэна люди тоже были машинами, продающимися машинами, можно сказать. А у него достаточно денег, чтобы купить, что ему нужно. Секс. Или разговоры. Или приготовление пищи, или уборку его грязи.