Встречайся со мной, Брайсон Келлер
Шрифт:
– Ты бы что-нибудь перекусил, парняга, – говорит отец. Хоть он и прожил в США вот уже почти двадцать лет, у него все еще сохранился южноафриканский акцент. Моя мама – белая, а отец – мулат. Когда я был поменьше, то не понимал, почему все пялятся на них – пялятся на меня, – но теперь все ясно. У людей свои представления по поводу того, как должна выглядеть любовь, и любовь моих родителей не соответствует их идеальным представлениям. Отец всегда говорил, что расисты – это грустные люди, которые пытаются сделать весь остальной мир таким же грустным, как они.
У меня вибрирует телефон. Я вынимаю его из кармана и открываю чат трех мушкетеров с Донни и Прией. После того как мы закончили книгу Дюма прошлым летом, я убедил их посмотреть со мной кино. Этот их девиз «Один за всех, и все за одного» звучал так утрированно, что, казалось, он был создан специально для нас.
Я пролистываю мемы, которые Донни скинул вчера ночью, и вижу сообщение, в котором он говорит, что уже приехал.
– Нет времени, – отвечаю я отцу и направляюсь к шкафчику, в котором мама хранит батончики на завтрак (она всегда держит их под рукой, потому что чаще всего я опаздываю), а затем срываю обертку и откусываю огромный кусок от одного из них.
– Привычка вечно опаздывать у него от тебя, дорогой, – говорит мама отцу.
– Что ж, у меня хотя бы есть оправдание. Мой организм не привык к этому часовому поясу.
– Прошло уже двадцать лет. Думаю, это оправдание больше не актуально.
Родители познакомились, когда мама была волонтером в церкви в ЮАР. Так вышло, что отец посещал ту же церковь. Они влюбились друг в друга, а остальное, как говорится, уже история.
– Пока! – бросаю я и бегу вон из кухни. Я останавливаюсь у двери, чтобы надеть школьные туфли, взять сумку с крючка и проглотить остатки утреннего батончика.
– Хорошего дня, – говорит папа.
– Люблю тебя, – добавляет мама.
– Я вас тоже, – откликаюсь я с набитым ртом.
Выхожу из дома, иду к спортивной тачке, которую ни один подросток не может себе позволить, и сажусь на заднее сиденье. Прия сидит спереди, а Донни – за рулем.
– Донни, когда поступишь в Калифорнийский технологический, пожалуйста, изобрети будильник, который сможет меня разбудить, – говорю я в качестве приветствия.
Донни и Прия уже оба попали в колледжи своей мечты. Через несколько месяцев Донни отправится в Пасадену, а Прия – в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Я пока жду ответа из Школы искусств Тиш. Каждый раз, когда я думаю о том, что на кону стоит моя мечта, мне становится дурно. Со дня на день станет известно, прошел я или нет.
От одной мысли, что всей этой утренней рутине скоро придет конец, становится грустно. Мы с Донни познакомились в начале старшей школы и с тех пор стали друзьями. Прия присоединилась к нам через пару дней, настояв, что без нее мы будем как пара заблудших овечек. Мы никогда не признавались ей в этом, но она, скорее всего, была права.
– Есть такая штука, – говорит Прия, – называется «сила воли».
– Ты говоришь как Яс.
– Да пребудет с ней сила, – отвечает подруга.
– Прия снова заставила меня смотреть с ней «Звездные войны». – Донни встречается со мной взглядом в зеркале заднего вида. – Жаль, ты не пришел.
– Не, вам, ребят,
– Если в кино показывают «Звездные войны», я стопудово должна пойти, – говорит Прия. – Это семейная традиция. Отец проконтролировал, чтобы это было первым кино, которое я увижу в сознательном возрасте. Он настоящий фанат.
– Твоя мама до сих пор хочет, чтобы он избавился от своей коллекции фигурок? – спрашиваю я.
Прия фыркает:
– Думаю, это возможно только через его труп. В мире есть три вещи, которые мой отец любит больше всего: свою семью, свою работу и свою коллекцию «Звездных войн».
– С моим отцом то же самое, только он фанат «Манчестер Юнайтед», – говорю я. – Буквально на этих выходных он проснулся в три утра, чтобы посмотреть, как их вздует «Челси».
– Вот бы и у моего отца было хобби, – говорит Донни. – Тогда он бы перестал постоянно доканывать меня по поводу оценок. Хочет, чтобы я усерднее занимался математикой.
– Не может быть, – говорю я. – До тебя я даже подумать не мог, что по математике можно получать такие высокие баллы.
Донни смеется.
– Способности к математике и дурацкая фамилия – это фишка семьи Даквортов. – Он оборачивается, чтобы посмотреть на меня, когда мы останавливаемся на светофоре. – Ты сделал домашку? – спрашивает он. – Я не решил последние два уравнения.
– Ради бога, Дональд, давай не будем портить Каю утро вопросами о математике.
Мой математический кретинизм – давняя шутка в кругу друзей, как и легендарный тест, в котором я решил всего один пример – и это уже успех, как по мне.
Прия может называть Донни Дональдом, но никому, абсолютно никому не позволено использовать его полное имя – Дональд Дакворт IV. Я не шучу, фамилия передавалась из поколения в поколение, как какая-то семейная реликвия. Внимание, спойлер: это не так.
Прия смотрит на меня.
– Кстати, ты закончил сценарий? Сегодня последний день, верно?
Я издаю стон.
– Мне осталось немного, закончу за ланчем. Думаю, у меня сегодня свидание с компом.
Преподаватель актерского мастерства, миссис Хеннинг, дает нам возможность принять участие в конкурсе и написать школьную пьесу по мотивам произведения, которое мы проходим. Дедлайн для «Ромео и Джульетты» сегодня после обеда, а у меня до сих пор нет концовки. Все мои идеи испарились, из-за чего я часами сидел перед мигающим курсором и страницей, такой же пустой, как моя голова. Однако действовать нужно сейчас или никогда. В прошлом году я был близок к победе – моя модернизированная версия «Гамлета» заняла второе место. В этот раз я хочу, чтобы меня выбрали. Это одна из целей на выпускной год.
– Времени у тебя в обрез.
– Необязательно мне об этом напоминать, Прия, – говорю я.
Подруга разрешает называть ее сокращенно только близким друзьям. Она говорит, что это награда для всех, кто потратил время и силы на то, чтобы научиться правильно произносить ее полное имя. Ведь есть одна вещь, которую Приянка Редди терпеть не может, – это лень. Донни вот – для всех Донни, полная противоположность Прии. Может, им и правда суждено быть вместе.
– Все еще ничего не получается? – спрашивает Донни.