Встречи и разлуки
Шрифт:
Искренне ваш, Глаксли»
Подпись вызвала у меня улыбку. Пупсик, старающийся соблюдать достоинство, был еще более нелеп и смешон, чем Пупсик, обожающий и страдающий от безнадежной любви.
Разумеется, я понимаю, что его теперешнее ко мне отношение вполне оправданно, хотя его вина в том, что он поспешил жениться на мне, когда я, насколько я могу судить, была не в состоянии что-либо соображать.
У меня, наверно, все время держалась высокая температура, не говоря уже о том, что я допилась до потери сознания и была совершенно не способна ни на что после потрясения, вызванного гибелью Гарри.
Мне очень стыдно. Самое ужасное, что я сознаю, насколько презирал бы меня Гарри за то, что я опустилась до такого состояния. Он бы никогда себе этого не позволил.
О Гарри! Гарри!..
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Похоже, я стала знаменитостью — не за одну ночь, как говорится, но за полтора месяца.
Когда я была Линдой Снелл, газеты иногда писали обо мне в снисходительно-небрежном тоне, а теперь я приобрела огромную известность.
Когда мне стало лучше, сестра принесла старые газеты с описаниями катастрофы, в которую я попала, и с фотографиями. Целых три дня мы с Пупсиком мелькали в заголовках.
Вся проблема в том, как мне жить дальше. Я не имею ни малейшего желания обращаться за деньгами к Пупсику, но в то же время не смогу работать еще по меньшей мере месяц. Мне необходимо отдыхать два или три часа каждый день и беречь руку.
Меня ужасно огорчило известие о том, что Клеону послали в Монте-Карло демонстрировать модели Канталупа и что она вернется только в конце сентября.
Это значит целых восемь дней мне придется провести одной. Я не знаю, кто из моих друзей сейчас в Лондоне, и не представляю себе, на что я буду жить и даже питаться.
У меня нет ни пенни, и единственное, что я могу сделать, — это что-нибудь заложить. На моих весенних жакетах есть пара меховых воротников, но за них много не получишь.
Правда, у меня есть еще кольцо Гарри, но я пойду на все, лишь бы не расстаться с этой единственной дорогой мне вещью.
Уж лучше бы фотографы выдавали нам бесплатную еду, вместо того чтобы бесплатно снимать. Это было бы намного полезнее.
Так что я опять в том же положении, в каком была, когда впервые приехала в Лондон. Но хуже всего двухмесячный долг за квартиру. Да, ничего не скажешь, положение не из приятных!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Я не сержусь, я просто удивляюсь.
Если бы я раньше серьезно об этом задумалась, я бы поняла, наверное, что семья Пупсика пришла бы в ужас, узнав о его женитьбе на мне.
Мне казалось, правда, что леди Мэриголд отнеслась бы к этому событию равнодушно или даже, может быть, проявила бы сочувствие к Пупсику, если уж не ко мне. Но она пребывает в такой же ярости, как и ее родители.
Вчера она без предупреждения явилась ко мне. Я чувствовала себя скверно и легла отдохнуть, когда в дверь постучали. Я сказала: «Войдите!», думая, что это посыльный или квартирная хозяйка.
Но, к моему величайшему удивлению, вошла моя золовка.
— Здравствуйте! Как я рада вас видеть! — сказала я.
Я была так одинока, что мне хотелось хоть с кем-нибудь поговорить. Но леди Мэриголд совсем не походила на веселую, постоянно улыбающуюся любительницу коктейлей, с которой я познакомилась несколько месяцев назад.
— Мне нужно серьезно с вами поговорить.
— Хорошо, — сказала я, вставая с постели и убирая с кресла одежду, чтобы она могла сесть.
После неловкой паузы она сказала:
— Очень жаль, что вы так поспешили с замужеством. Ведь у Пупсика, знаете ли, денег нет.
— Отлично знаю, — ответила я, — но я вышла за вашего брата не из-за денег… я вообще не имела намерения выходить за него.
— В таком случае очень прискорбно, что вы сделали это, — мрачно заметила леди Мэриголд.
Я видела, что она мне не верит.
— Я приехала, — продолжала она, — чтобы предложить компромисс. Мои родители хотели бы встретиться с вами в конторе их адвоката.
— Ну что же, — сказала я, — если и Пупсик этого хочет…
Я все-таки в немалой степени дочь своей матери и не выношу всяких преследований и запугиваний. Ненавижу, когда на меня начинают давить. Не знаю почему, но, как только кто-нибудь пытается обманом взять надо мной верх, я впадаю в ярость. Когда люди со мной любезны и обходительны, я делаюсь мягкой как воск.
Поэтому, когда адвокат сразу же взял со мной угрожающий тон, послушав его минуту, я сказала:
— Я не позволю с собой так разговаривать! Я готова выслушать, если у вас есть что сказать, и согласиться на любое разумное предложение, но факт остается фактом: я замужем за лордом Глаксли, я его жена. Вам не удастся представить дело так, что я совратила младенца; мне нет девятнадцати, а ему двадцать пять, так что ваши аргументы чистейший вздор, и вам это известно!
Маленький сухощавый человечек был явно озадачен. Он бросил быстрый красноречивый взгляд на лорда и леди Марленд, как бы говоря им: «Вы же видите, что я могу поделать с такой вульгарной особой?»
Тогда заговорил старик. Должна сказать, что он настоящий джентльмен, с вежливыми манерами и учтивым разговором. Не будь он моим свекром, он бы мне очень понравился.
— Может быть, — сказал он спокойно, — вы подскажете нам, что можно было бы сделать по поводу этого злополучного брака. Наш сын не имеет желания больше видеть вас, и, как я могу понять, вы тоже.
— Совершенно верно, — ответила я. — Не надеюсь, что вы поверите мне, но я не хотела выходить замуж за вашего сына — это была ужасная ошибка, и чем скорее мы ее поправим, тем лучше.