Встречное движение
Шрифт:
– Сафа, а ну покажи чего-нибудь!
Кудакаев Марсель обстоятельно посжимал кисти присутствующим мужчинам, а Громову крепко поцеловал в губы и громко сказал равнодушной публике:
– Я абсолютно трезвый!
Александр Громов нехотя отложил глянцевый журнал мод:
– Тогда я тебе в морду дам.
Марсель бесстрашно откинул черные пряди назад:
– А если честно, то я вдребезги пьяный!
Александр Громов опять открыл журнал:
– А-а…
Бубнова Лида подошла к стоящим у фотографии Даши высокой Скороходовой и очень коротко остриженной Петруниной:
– Нет, она не любовница Сафиуллы, она моя подруга, хотя, возможно, у них было что-нибудь разовое, но не более.
– Не говори ерунды.
Лида с раздражением повернулась к Игорю Чебыкину:
– А тебя никто не спрашивает! И вообще, тебе, что, не с кем поговорить?!
Игорь опешил и не нашелся что ответить на неожиданную агрессию подруги весенне-летнего сезона, недоуменно втиснул руки в карманы обтягивающих узкие бедра джинс и подошел к Грогину, которого только что оставил Ададуров с настойчивыми предложениями выпить сразу по полному стакану водки для более четких ощущений непростой реальности.
– Представляешь, моя баба на меня ни с того ни с сего наехала.
– Не переживай, с ними такое случается
– Да?
– Угу.
Игорь закурил и, прояснив никотином сознание, хлопнул Грогина по колену:
– Хороший ты парень, тебя как зовут?
– Да мы вроде бы уже знакомились.
– Да?
– Петр.
– А меня Игорь.
– Я знаю.
– Странно. А… Я тебя вспомнил, ты, кажется, книжки любишь читать?
– Кой-какие можно и почитать.
– Я тоже люблю, ты что любишь, фантастику?
Грогин сморщился и мотнул головой.
– Эротику?
– Обычно это несильные вещи.
– Детективы, что ли?
Грогин сдунул чебыкинский дым в сторону размахивающего руками Аметистова.
– Нет, детективы я тоже не люблю.
– Так что же ты читаешь? А говоришь, книжки любишь.
Чебыкин взял стакан Грогина с пивом и залпом выпил:
– Как ты сказал тебя зовут?
– Федор Михайлович.
– Ты называл другое имя, что-то ты мне не нравишься.
– Ничего страшного.
Чебыкин сделал три глубокие затяжки, затушил сигарету и чуть не предложил Грогину выйти поговорить, но с облегчением заметил, что того за пуговицу схватил Марсель Кудакаев:
– Грогин, я заразился раком.
– Каким раком?
– Желудка, меня постоянно тошнит.
– Рак – это незаразная болезнь.
– Не скажи, я вчера ехал в лифте с соседкой, у которой муж умер от лейкемии, и она кашляла мне прямо в лицо, после этого я заболел.
– Ты просто пьян. Сходи в туалет, сунь два пальца в рот, и твое здоровье резко пойдет на поправку.
– Нет, я лучше умру.
Марсель с помощью плеча Грогина встал с дивана и перехватил руку Бубновой Лиды, тянувшуюся за апельсином:
– Лидка, я заразился раком!
– Марсель, надо пользоваться презервативами.
– Ха! Лидка, я тебя сейчас поцелую без презерватива, и ты тоже заразишься.
Аметистов крепко прижался к упругому бедру Петруниной и, нежно держа ее запястье, водил ногтем, покрытым бесцветным лаком, по длинной линии жизни:
– У вас потрясающая линия любви: столько страсти, необузданности, вы абсолютно не можете совладать со своими чувствами – они сильнее вас, в то же время вы свободный человек и вам наплевать на мнение окружающих.
Петрунина проглотила вишню вместе с косточкой:
– Да, что-то такое во мне есть.
– О, вы еще сами себя не знаете.
– Да, наверно.
Аметистов мял ладонь Петруниной, а Петрунина думала, достаточно ли этого для того, чтобы переночевать в его комнате с потолками два семьдесят, площадью восемнадцать и со всего одним хозяином по соседству.
– Костик, отпусти девушку и скажи мне вот что…
Аметистов растерялся и слишком быстро отложил в сторону ладонь Петруниной.
– Привет, Ляля, ты когда пришла?
– Представляешь Костик, я была у астролога, он составил на меня гороскоп, и самое страшное в том, что всем моим начинаниям препятствует Уран, – я не знаю, стоит ли мне жить дальше.
– Ты слишком категорична, астролог мог ошибиться, и потом – не все же надо понимать так буквально.
– Костик, ты меня успокоил. Грогин, здравствуй, родной!
Аметистов облегченно вернулся к податливой ладошке Петруниной.
– Здравствуй, родная.
– Что такой грустный?
– Да вот тебя не было, поэтому и грустный.
– Грогин, я тебя люблю – так и передай своей Романовой.
– Я тебя тоже, Ляля.
– Ванька, я тебя вижу, ты от меня не уйдешь!
Ляля, раздвигая переминающихся с ноги на ногу гостей Сафиуллы, стремительно рванулась к расплывшемуся в улыбке Ване Печко.
Грогин выпил маленькую рюмку коньяка, макнул желтый сочащийся кружок лимона в сахар и, открыв рот, уронил его на пол.
– А чем, скажите, президентская республика лучше парламентской?!
Грогин подмигнул Юрловой, Юрлова без очков видела на расстоянии больше одного метра только белые расплывчатые пятна, поэтому улыбнулась только тогда, когда Грогин развел руками и отвернулся влево:
– Нет, это эротика, а не порнография!
Грогин отвернулся вправо:
– С тобой, моя прелесть, я согласен даже на сендзю.
– Фу!
– Что ты фукаешь – это же двойное самоубийство.
– А-а…
Грогин подошел к широкому подоконнику и, потрогав шершавый лист высохшей герани в глиняном горшке, влил в ее серую землю остатки своего пива.