Встречный катаклизм
Шрифт:
– Переход количества в качество!
– Вот именно. Выдуманный мир достигает определенного предела насыщенности, детализация дорастает до какого-то уровня, при котором детали мира могут функционировать независимо. И вот тогда в морях начинают появляться корабли. Вначале вроде бы почти нереально, так, в виде меток на радарах. Затем, в связи с тем, что их принимают за чистую монету другие люди, они все более материализуются. И наконец достигают достаточного уровня реальности, чтобы с ними можно было биться насмерть.
– Хорошая легенда, Роман. Если бы я не побывал на борту одного из этих порождений галлюцинаций, если бы я не видел воочию командующего этого советского соединения, если бы я не ощущал на руках металл наручников, тогда, может быть, я бы даже поверил. Чем, в принципе, твоя теория хуже вторжения из ниоткуда? Но есть, наверное, еще и другие
– Ладно, товарищ американец, не надо всаживать в меня лишние гвозди, я, по примеру Галилея, отказываюсь признать свою гипотезу истинной. Так что в парапсихологию и шаманство я не впал, успокойтесь.
– Поздравляю с возвращением на стезю материализма. Ура Роману Панину! Только признайся напоследок, какого человека, погрязшего в пучине глюков, ты имел в виду?
– Думаю, товарищ шпион, ты и сам догадался – Адмирала, разумеется.
– О, метод дедукции меня не подвел, – хохотнул Ричард Дейн. – Между прочим, кандидатура вполне подходящая, судя по магнитофонным записям.
– Я тоже так думаю.
– Только еще одно «но». Он в реальности, этот Адмирал? Когда наконец я его увижу собственными глазами? А то мало ли что можно на бумаге насочинять да на пленку надиктовать.
– Ну ты же еще и видеокассеты смотрел?
– Все равно, вживую хочется.
17
Сложности
Если бы все это происходило в несколько другом месте, а лучше – чуточку в другом полушарии, американскому флоту было бы намного легче. Ведь нельзя же с одинаковой бдительностью прикрывать все. Еще маршалы Средневековья говорили: «Защищать все – это значит не защищать ничего». Война ведь чем-то похожа на шахматы, к примеру, она так же локализована в пространстве. Фигуры расставляются на доске, король охраняется особо рьяно, пешки идут в одну сторону, и белые ходят первыми. Планирование войны несколько сложнее. Доказывается это элементарно – для штабной работы недостаточно одного человека, а гроссмейстер спокойно шпарит по куче досок, одновременно держа в голове десятки партий. Так вот, как и в шахматах, от противника многократно страхуют стратегически важные районы. Например, от нападений подводных лодок относительно надежно прикрыта северная часть Атлантики. Здесь ведь проходят основные судоходные пути мира. Перекрывая Гольфстрим, от самой Исландии до Европейского континента тянутся автоматические линии датчиков акустической разведки. Ведь здесь довольно мелко, и, восседая на вершине какого-нибудь одинокого подводного холма, датчик прекрасно засекает шум субмарин за несколько километров, а то и десятков километров, смотря с какой скоростью она несется и каким винтом и реактором оснащена. Южнее, там, где океан становится глубже, противолодочные силы ставятся в новые условия. Здесь им уже не помогает система датчиков, здесь они могут рассчитывать лишь на активный поиск мобильными средствами. Против атомных субмарин – эскадренные миноносцы с носовыми гидролокаторами, специальная палубная авиация, самолеты берегового базирования, собственные атомные лодки, наконец. А еще спутники, не те первые, пятидесятых годов, которые только и могли, что пищать «бип-бип» в одной фиксированной частоте, а огромные – величиной с железнодорожный вагон – системы со всякими головоломными анализаторами, настроенными на поиск аномалий. Да кроме того, наземные станции разведки – широченные антенные поля, ведущие неустанное слежение за эфиром, ведь лодки иногда подвсплывают и суют в атмосферу проволоку собственных передатчиков.
Вот как хорошо и приятно работать в северной Атлантике противолодочным силам. Недаром немцы еще в доатомные времена предпочитали нападать в южной части океана или вообще гонять свои лодки в Индийский и даже Тихий. А ведь тогда ни стационарных акустических датчиков, ни самолетов «Орион» еще знать не знали. Правда, придется признать для справедливости – и лодки тогда были куда более примитивны.
Однако вернемся к делу. Сейчас ареной противостояния стала южная часть Тихого, даже не северная, где еще так-сяк можно привлечь неслабый японский противолодочный флот и использовать в поиске авиацию, базирующуюся на Окинаве. Глубины здесь не меньше, чем в Атлантике, а акватория гораздо больше. Кроме того, в плане военных операций он хуже изучен. И еще: здесь нет системы стационарных
Флот. Эсминцы, авианосцы, атомные ударные субмарины-охотники, специальные самолеты. Взвесим их шансы.
Да, в идеальных, теоретически маловероятных условиях авианосное соединение способно обнаружить субмарину за пятьсот миль. Может быть, если она прет на полной скорости и на не очень большой глубине. А если – нет? Если она сидит на километре либо тихонько крадется метрах на шестистах? Да, у специальной авиации флота много разнообразных приборов, помимо глаз самого пилота. Есть детекторы магнитных аномалий. Они улавливают изменение магнитного поля Земли, вызванные наличием под водой большой плавучей железяки. Но! Корпуса дорогих лодок делаются из немагнитного титана и вообще – у нее полно разной аппаратуры, искусственно гасящей лишние магнитные вихри. И все равно противолодочный «П-3Ж» «Орион» способен уловить разницу с естественным фоном. Но на какой дальности?
Только если лодка прямо под ним или хотя бы в полукилометре поблизости. Да и то, когда летит медленно и притом низко. Но площадь Великого океана ниже линии экватора сравнима со всем Индийским и почти равна всей Атлантике – южной и северной разом. Сколько же нужно летать этому «П-3Ж», дабы обшарить все?
Конечно, у противолодочного самолета не только магнитные датчики, не зря в его брюхе сидит целый штат сотрудников и большинство из них офицеры. Есть там и детекторы, фиксирующие разницу в температуре воды. Реактор лодки горячая штука, и лодка невольно что-то выделяет вовне. Но, опять же, атомные реакции могут идти интенсивнее или не очень, в зависимости от потребляемой мощности. И параметры обнаружения снова неважнецкие.
И тогда – вся надежда на совместную работу всей этой противолодочной братии: атомных подводных охотников, эсминцев и авиации. Законы везения и вероятности начинают соприкасаться. С одной стороны, хотелось бы, чтобы противник отсутствовал вовсе, с другой – чем больше «пиратских» лодок, тем веселее вероятность обнаружения, а значит – уничтожения. А за каждый результат – почет и уважение. Но против Седьмого флота всего одна субмарина. Перед тихоокеанским флотом США стоит не то что непосильная, но весьма тяжелая задача. Выполнить ее с честью, к тому же быстро, можно только при очень хорошем везении.
18
Поход
– Вначале, – пояснял Панин, – мы думали не говорить при встрече с Адмиралом, что ты американец, ты, к счастью, не негр, поэтому, если бы просто сидел в сторонке, сошел бы за какого-нибудь эстонца. Но потом решили, что будет интересно проследить реакцию подопечного на встречу с ненавистной ему нацией.
– Понятно, – рассудил Ричард Дейн. – Реакцию, говоришь, проверяете. А как же декларация прав человека, – он оскалился.
– Послушай, – скривился Панин, – уж тебе бы – военному моряку, после купаний в морях-океанах по вине доблестного русского флота, не стоило бы о правах вспоминать.
– А ты чего, Роман, обиделся? Это я так, шучу. Но мне еще вот что непонятно. Кто это «мы»?
– А ты что, Ричард, думал, я по своему желанию или симпатии могу устроить встречу с Адмиралом? Ты и правда не приспособлен к разведке – прямолинеен, как настоящий летчик-перехватчик. Или ты прикидываешься, Ричард, для освоения языка?
– Прикидываюсь, Рома.
Так, за веселой перепалкой они постепенно добрались до жилища Павла Львовича Гриценко. Конечно, они без проблем могли доехать на служебной машине – в связи с уникально секретными событиями службы, занятые проблемой, не имели недостатка ни в чем. Но им обоим было интересно хоть немного пошататься по этому большущему городу, потому что один хвастался им, родным, а другому вся эта российская действительность была абсолютной новинкой. И еще, только здесь, продираясь сквозь толпу в метро либо вскакивая в автобус, они могли говорить, не опасаясь прослушивания. Конечно, они не были заговорщиками и им нечего было особо бояться, но все же эти прогулки давали им некую иллюзию свободы. Ясно, как любые работники разведок и контрразведок или просто любители видеотриллеров, они ведали о том, что современные средства контроля позволяют отслеживать их разговоры даже в толпе, на эскалаторах, но стоило ли кому-то тратить на них усилия? Это соображение они тоже брали во внимание.