Встречный марш
Шрифт:
Такое красивое название, и такой неказистый городишко… Кривые улочки, маленькие домики, кое-где небольшие, вросшие в землю церкви и мечети. По сравнению с этим убожеством даже Бухарест — это как Нью-Йорк. Да что там Бухарест — Канзас-Сити и то дал бы сто очков вперед этой болгарской Софии…
Граница города пролегала по речушке, через которую перекинут убогий мостик; потом мы узнали, что именуются они Владайска река и Шарен мост. У моста было здание стражи, которое сейчас пустовало — после победы над османами турецкие стражники попросту разбежались, а новых, болгарских, пока еще не набрали.
Дом Ахмета Мехмет-оглы,
Однако после первой же развилки мы заблудились и вдруг, совершенно неожиданно, оказались в лабиринте маленьких улочек. Попытались вернуться на прежнюю улицу, но получилось совсем плохо — заплутали еще сильнее. Не раз мы спрашивали у людей про Баши-хамам, но они лишь с улыбкой кивали нам головой, ничего не говоря. Лишь через час нам повстречался человек, немного говоривший по-немецки, который нам не просто указал путь к этому самому проклятому «хамаму», но и привел нас к самому дому Ахмета. В Румынии за самую маленькую услугу с нас непременно требовали денег, а этот болгарин гордо отказался от вознаграждения. Какие же они странные, эти славяне!
Ахмет нас поначалу встретил настороженно. Но когда я передал ему письмо Саида, он сразу подобрел и пригласил нас в дом, распорядившись, чтобы принесли еды и чаю — турки, как оказалось, не употребляют алкоголь. Он хорошо говорил по-английски — сказал, что провел несколько лет в английской школе под названием Регби, и явно этим очень гордился. Сказать честно, я про нее никогда не слышал — да мало ли какие школы есть у этих лимонников.
Ахмет сказал, что дом, из окон которого хорошо видна Цареградская дорога, уже готов, и что сразу же после трапезы он нам его покажет, благо дом этот был недалеко. Потом пригласил меня полюбоваться коллекцией эстампов с изображением его британской школы. Но когда мы вышли в другое помещение, он сказал:
— Саид пишет, что вам необходим еще один дом, для страховки. И что про него не должен знать никто.
— Да, уважаемый Ахмет, это так, — ответил я.
— У нас есть еще один дом, — задумчиво сказал мне хозяин, — с другой стороны дороги, из которого так же хорошо просматривается путь, по которому будет въезжать в наш город император этих русских шайтанов. Я вас туда приведу сегодня же ночью. Еще одно ружье у меня тоже есть. И оно, и патроны к нему уже находятся в этом доме.
— Спасибо, Ахмет, — сказал я и добавил ему на ухо: — Вы просто прочитали мои мысли.
Турок бесшумно прошелся по комнате взад-вперед, потом цокнул языком:
— После всего, что должно произойти, мне будет необходимо так же, как и вам, покинуть город. Ведь направляясь ко мне, вы на каждом углу спрашивали о том, где находится мой дом. Мне уже об этом успели доложить.
В любом случае, когда вы убьете и императора и его наследника, русские и болгары будут в такой ярости, что мне и моим соплеменникам не миновать беды. Так что мы пойдем вместе. Ваших людей выведут к месту встречи мои верные слуги, а вас я проведу лично. Вам придется заранее переодеться в местную одежду. Потом мы, как и планировали, доберемся до западной границы — до нее отсюда не более сорока миль.
— Благодарю
Ахмет сначала удивленно посмотрел на меня, а потом зловеще улыбнулся и прикрыл глаза.
— На все воля Аллаха. И на это, думаю, тоже…
1 августа (20 июля) 1877 года, полдень.
Константинополь, дворец Долмабахче
Два человека разговаривали, прогуливаясь по тенистой аллее дворцового парка. Они беседовали, не замечая яркого южного солнца и шума волн, разбивавшихся о мраморные ступени пристани. Глава Югороссии Виктор Сергеевич Ларионов учил уму-разуму будущего великого князя Болгарии Сержа Лейхтенбергского.
— Поймите и запомните, Сергей, — говорил адмирал Ларионов, — Болгария — это страна, к которой Россия во все времена относилась по-братски. А в ответ получала плевки и оскорбления.
— Я уже слышал об этом, — кивнул герцог Лейхтенбергский. — Когда стало известно, какую должность сосватал мне дядюшка, Ирина поспешила рассказать мне кое-что из вашего прошлого, а нашего будущего. Но почему так случилось, Виктор Сергеевич?
— Видите ли, Сергей, — ответил адмирал, — сейчас в отношениях болгар и русских царит эйфория. Своего рода медовый месяц. Пока еще слишком свежа память о турецких зверствах, и воздух свободы одинаково пьянит интеллигенцию, купцов и простой народ. Но пройдет время, и это опьянение пройдет. И в том, что так произошло, в прошлом во многом была виновата сама Россия. Вместо того чтобы захватывать командные посты в экономике страны, назначенные Россией чиновники уповали на грубую силу, административные методы управления. А экономика — это базис, на котором базируется политика и идеология. Но это еще многим в этом времени не известно. Мы же через это уже прошли.
Так вот, в Европе уже начали завоевывать страны не с помощью оружия, а с помощью денег. Зачем убивать влиятельного человека, если его можно просто купить? И еще, страны, которые желают подчинить себе другую страну, находят представителей так называемой «национальной интеллигенции», которая глупа и продажна. В их головы исподволь вкладывают мысли о том, что «культурная Европа» лучше «дикой России». Сама же Европа будет всеми силами раздувать эту мысль среди тех, кто будет получать образование в ее университетах и элитных школах.
В качестве противовеса этому влиянию мы будем развивать экономику Болгарии, привязывая ее к Югороссии, и создадим у себя Константинопольский университет. Надо формировать как можно быстрее сильную прорусскую партию в Болгарии, которая не даст вашей стране сползти во враждебный России альянс.
Прежде всего, не спускайте глаз с Австро-Венгрии. Правда, сейчас Двуединая монархия серьезно ослаблена тем, что Германская империя отказалась следовать в одном строю с Веной. Но ведь канцлер Бисмарк не вечен, и пришедшие ему на смену германские политики могут снова переориентироваться на союз с Австро-Венгрией.