Вся правда о Муллинерах (сборник)
Шрифт:
Сначала застольная беседа никак не завязывалась. Но затем, заморив червячка примерно тремя фунтами ветчины, ростбифа и жареной говядины, грабитель, сидевший ближе к Осберту, слегка расслабился и одобрительно посмотрел по сторонам.
— А неплохая хата, Эрнст, — сказал он.
— Р! — ответил его собеседник — человек, предпочитавший обходиться двумя-тремя словами, но и им приходилось преодолевать препятствие из холодного картофеля и хлеба.
— Не иначе тут кукуют всякие графья.
— Р!
— Баронеты и прочие в этом роде, это как пить дать.
— Р! — сказал второй грабитель, наливая себе еще шампанского
Первый грабитель впал в задумчивость.
— Кстати, о баронетах, — сказал он. — Я вот часто прикидывал… ну, предположим, ты обедаешь, ясно?
— Р!
— Может, в этой самой комнате.
— Р!
— Так вот: может сестра баронета войти в комнату перед дочерью младшего сына какого-нибудь пэра или нет? Я часто про это думаю.
Второй грабитель допил свою кружку шампанского, портвейна, хереса, итальянского вермута, старого бренди и зеленого шартреза, после чего принялся смешивать новую.
— Войти в комнату?
— Чтобы сесть за стол.
— Если быстра на ногу, так войдет раньше, — сказал второй грабитель. — Она же первой к двери подскочит, надо полагать.
Первый грабитель поднял брови.
— Эрнст, — сказал он холодно, — ты говоришь как необразованный сын чего-то там. Неужто тебя никогда ничему не учили касательно правил и манер высшего света?
Второй грабитель покраснел. Было ясно, что упрек задел больное место. Наступило напряженное молчание. Первый грабитель опять принялся за еду. Второй грабитель следил за ним враждебным взглядом. С видом человека, который выжидает удобного случая. И ждать ему оставалось недолго.
— Гарольд! — сказал он.
— Ну? — отозвался первый грабитель.
— Не давись жратвой, Гарольд, — сказал второй грабитель.
— Это кто давится жратвой?
— Ты.
— Я?
— Да, ты.
— Кто? Я?
— Р!
— Давлюсь жратвой?
— Р! Как свинья или кто там еще.
Осберту, опасливо поглядывавшему между шторами, было ясно, что благородные напитки, которые эти двое наливали себе щедрой рукой, начинали понемногу действовать. Голоса грабителей осипли, глаза опухли и налились кровью.
— Может, я чего и не знаю о младших сестрах баронетов, — сказал грабитель Эрнст, — но я своей жратвой не давлюсь, как свиньи или кто там еще.
И, словно чтобы уязвить противника побольнее, он схватил баранью ногу и принялся грызть ее с подчеркнутым изяществом.
И бой закипел. Чопорная попытка товарища дать ему наглядный урок изысканных манер переполнила чашу терпения грабителя Гарольда. Он явно не мог допустить, чтобы его наставлял в правилах хорошего тона пентюх, на которого он всегда смотрел сверху вниз, как на заведомого плебея. Молниеносным движением ухватив стоящую перед ним бутылку, Гарольд ловко опустил ее на голову коллеги.
Осберт Муллинер съежился за шторой. Любитель спортивных поединков в нем нашептывал, что он слабодушно упускает нечто редкостное — при том что занимает наилучшее место для созерцания зрелища, за возможность увидеть которое многие и многие не пожалели бы никаких денег. И все же ему не удавалось заставить себя поглядеть в щелку. Впрочем, просто слушать — и то было захватывающе интересно. Гулкие удары и треск как будто свидетельствовали, что противники молотят друг друга всем,
Но тут с громовым грохотом битва закончилась так же неожиданно, как и началась.
Прошли минуты, прежде чем Осберт Муллинер принудил себя выглянуть из-за шторы. А когда выглянул, ему почудилось, что он видит сцену оргии — одну из тех, которые так популяризировало кино. Композиционно она была шедевром. Для полного сходства не хватало миловидных девушек, щеголяющих почти полным отсутствием одежды.
Он вышел и уставился на искомый урожай, разинув рот. Грабитель Гарольд лежал головой в камине, грабитель Эрнст валялся под столом, перегнувшись пополам, и Осберту просто не верилось, что это были те же самые бравые молодцы, которые так недавно вошли в столовую перекусить, чем Бог послал. Гарольд обрел сходство с человеком, которого пропустили через вальцы для выжимания белья. При взгляде на Эрнста возникала иллюзия, будто он только что побывал между шестеренками какой-то мощной машины. Если — что было более чем вероятно — их разыскивала полиция, то теперь, чтобы опознать их, потребовался бы полицейский с исключительно острым зрением.
Мысль о полицейских напомнила Осберту о его гражданском долге. Он отправился к телефону, позвонил в ближайший участок, и его заверили, что блюстители закона немедленно прибудут забрать останки. Он вернулся в столовую, намереваясь подождать там, но атмосфера действовала ему на нервы. Он ощутил потребность в свежем воздухе, направился к входной двери, открыл ее и вышел на крыльцо, делая глубокие вдохи.
И пока он стоял там, во мраке замаячила высокая фигура, и на его плечо опустилась тяжелая ладонь.
— Мистер Муллинер, мне кажется? Мистер Муллинер, если не ошибаюсь? Добрый вечер, мистер Муллинер, — произнес голос Башфорда Брэддока.
Осберт посмотрел на него, и взгляд его не дрогнул. Он ощущал странное, почти мистическое, спокойствие. Дело в том, что все в мире относительно. В эту минуту Башфорд Брэддок казался Осберту жалким недомерком, и он не мог понять, почему этот человек прежде внушал ему тревогу. В глазах того, кто сравнительно недавно покинул общество Гарольда и Эрнста, Башфорд Брэддок был членом труппы лилипутов.
— А, Брэддок? — сказал Осберт.
Тут под визг тормозов перед домом остановился фургон и начал извергать полицейских.
— Мистер Муллинер? — спросил сержант.
Осберт радушно его приветствовал.
— Входите, — сказал он. — Входите. Прямо туда. Вы найдете их в столовой. Боюсь, я был несколько неосторожен с ними. Лучше позвоните врачу.
— Сильно отделали?
— Не без этого.
— Ну, они сами напросились, — сказал сержант.
— Совершенно верно, сержант, — согласился Осберт. — Rem acu tetigisti. [13]
13
Не в бровь, а в глаз (лат.).