Вся правда о нас
Шрифт:
— Ну так известно же, что вы, угуландские колдуны, убиваете всех, кто покушается на вашу власть над Миром.
— Ух ты! — восхитился я. — Правда? Слушай, отличная новость! Теперь если кто-нибудь покусится на мою власть над Миром, я буду знать, что делать.
— Я думала, ты только во сне весёлый, а ты и наяву такой, — удивилась Нур Иристан. — Редко так совпадает.
Протянула мне руку — я решил, женщина хочет, чтобы я помог ей подняться, но, вцепившись в мою ладонь, она неожиданно потянула меня к себе, да с такой силой, что я потерял равновесие и рухнул в мягкое сено.
Не то
Дырку над ней в небе, она же пытается меня усыпить! — вдруг понял я. Рад бы сказать, что вовремя опомнился, но на самом деле, поздновато, потому что тело к тому моменту уже налилось сладким свинцом, я не то что вскочить, а пошевелиться не мог.
Ну, то есть как — не мог. Просто это было довольно трудно.
Шурф однажды рассказывал мне, что отыскал в Орденской библиотеке сведения о чрезвычайно полезном древнем заклинании, позволяющем отменить практически любое чужое колдовство — если конечно не прозеваешь нужный момент, успеешь произнести заветное короткое слово прежде, чем противник завершит свою работу. Я, помню, ужасно заинтересовался, но потом, как всегда, на что-то отвлёкся и попросить: «Научи», — так и не сообразил. Что, с одной стороны, довольно досадно. А с другой, невелика беда. Потому что у меня есть собственный способ отменить, причём не только чужое колдовство, а вообще всё, что мне по каким-то причинам в данный момент не нравится — прийти в ярость.
Плохо одно: прихожу я в это прекрасное состояние крайне редко. Впрочем, все мои близкие сейчас дружным хором сказали бы, что это как раз очень хорошо. Их можно понять.
Счастье, что тогда, в Саллари, я пришёл в ярость мгновенно, как будто кнопку нажали. Сам от себя не ожидал. Причём, подозреваю, просто от стыда — это надо же, так глупо попасться! Как будто не к незнакомой безумной ведьме в гости пришёл, а к своей старинной подружке. Нашёл, когда расслабляться, доверчивый идиот.
В общем, буквально секунду спустя я уже стоял на ногах. И сероглазая любительница колыбельных тоже стояла. У неё не было выбора: я очень крепко её держал. Всеми тридцатью восемью руками, или сколько их там у меня в тот момент оказалось. Ну или не руками, а просто такими штуками, которыми чрезвычайно удобно кого бы то ни было держать. А ещё удобнее разрывать на куски, но в такие крайности я всё же стараюсь не впадать. Однажды попробовал, не понравилось [34] . Я вообще недолюбливаю физический труд.
34
Этот эпизод, который мы все предпочли бы забыть, описан в повести «Тень Гугимагона».
До сих пор толком не представляю, во что именно я тогда превратился. И хвала Магистрам, что так. Надеюсь, этот светлый образ никогда не уставится на меня из зеркала. Меньше знаешь, крепче спишь.
Судя по выражению лица моей жертвы, я был невообразимо прекрасен. Но кроме ужаса в её глазах горело любопытство.
Ну и ярость моя, конечно, сразу прошла. С умилением она неважно сочетается. И когда я полез в карман лоохи за сигаретами, у меня уже было всего две руки. Это точно, я их сосчитал.
— А почему ты меня не убил? — спросила Нур Иристан.
Она снова сидела на своей груде сена и вид имела почти разочарованный. Пообещал и не убил, каков подлец!
— Потому что ты дура, — сердито сказал я. — Глупым людям нельзя умирать молодыми. Вам надо жить как можно дольше, чтобы успеть поумнеть. Смерть — серьёзная работа, дураков до неё допускать нежелательно.
— Ничего себе — «молодыми»! Мне уже почти пятьсот лет! — совершенно по-детски возмутилась она.
— Значит, у тебя запоздалое развитие, бывает. Ничего не попишешь, придётся пожить ещё.
Нур Иристан испытующе уставилась на меня. Явно пыталась понять, можно ли мне верить. И, похоже, пока склонялась к тому, что с этим делом лучше повременить.
— Если бы собирался убить, я бы в тебя просто плюнул, — сказал я. — Прямо с порога, чего тянуть. У меня, видишь ли, слюна ядовитая. Один добрый человек когда-то вот так удачно меня заколдовал. Благодетель, драть его четырежды во всех колодцах.
— Это ты к чему? — подскочила она.
— К тому, что нет никакого смысла сопротивляться. Я к тебе поговорить пришёл, а не убивать.
— В это довольно трудно поверить, — откликнулась Нур Иристан. — Но поскольку я до сих пор жива, видимо ты всё-таки говоришь правду. Не знаю, что там у тебя со слюной, но ясно, что убить ты можешь кого угодно. Просто не хочешь. Интересно, почему?
Хороший вопрос. Особенно в устах человека пятисот лет от роду. Впрочем, готов спорить, большую часть этого времени леди проспала. Какой с неё спрос.
— Потому что всякая жизнь — драгоценность, — наконец сказал я.
— Какая странная идея, — удивилась Нур Иристан.
И задумалась. Надолго. Я был не против, как раз хотел спокойно покурить. Не декламируя при этом пафосные банальности. Больше одной за утро — уже перебор.
— На самом деле, я вовсе не собиралась причинить тебе вред, когда усыпляла, — наконец сказала она. — Просто тебя спящего я уже неплохо знаю. С тобой спящим мы партнёры по игре, а это — хорошее начало дружбы. Поэтому мне было бы проще говорить с тобой во сне, вот и всё. А ты так рассердился!
— А кто бы не рассердился, когда его без спроса пытаются заколдовать? — усмехнулся я.
— Я! — пылко воскликнула Нур Иристан. — Я бы совсем не рассердилась! Я бы очень хотела, чтобы ты меня заколдовал. То есть, не обязательно ты. Всё равно кто. Это же так интересно!
Я совсем растерялся. До сих пор думал, что характеристика «безумная ведьма» — это просто художественное преувеличение. Мы же часто называем друг друга безумцами, когда сердимся или, напротив, восхищаемся. Или выражаем несогласие, или хотим пристыдить.