Вторая книжка праздных мыслей праздного человека

— Ну так как же ты думаешь, дорогой? Ведь с красным мне не совсем будет удобно носить свою малиновую шляпу.

— Так бери серый.

— Серый?.. Да, пожалуй, серый будет более подходящим…

— И материя такая… хорошая.

— Да, и сам цвет такой красивый… Ты понимаешь, дорогой, что я хочу сказать? Цвет этой материи не обыкновенный — серый, а… Обыкновенный же серый цвет такой неинтересный…

— Зато

— Да, но красный?.. Ах, мне нравится в красном именно то, что выглядит таким теплым. В нем чувствуешь себя тепло даже в холод… Ты понимаешь меня, дорогой?

— Ну так бери красный. Он, кстати, так идет тебе…

— Ты находишь, милый?

— Да, в красном ты всегда такая… румяная.

— Может быть, красный отражает?.. Нет, все-таки, думаю, серый удобнее…

— Так вам угодно будет взять материю серого цвета, сударыня? — раздается, наконец, голос приказчика.

— Да, думаю, это будет лучше, тем более, что… не так ли, дорогой?

— Да, дорогая, и по-моему лучше. Мне очень нравится серый цвет вообще, а этот в особенности.

— Потом и материя такая… прочная… Ах, вы, кажется, уж отрезали?

— Нет еще, сударыня, я только что хотел…

— Подождите минутку, я еще раз погляжу красную и посоветуюсь с мужем… Видишь что, дорогой, мне пришло в голову, что шиншилла лучше бы пошла к красному, нежели к серому, не так ли?

— Так бери красный. О чем же еще раздумывать?

— А шляпа-то? Ведь она малинового цвета, а это не идет к красному. Режет глаз.

— Разве у тебя нет другой шляпы?

— Нет… А с серым было бы очень красиво… Да, возьму лучше серый. Это такой скромный и приличный цвет.

— Прикажете четырнадцать ярдов, миссис? — осведомляется приказчик.

— Да, думаю, довольно четырнадцати. Можно сделать вставку из другого… Ах, пожалуйста, еще минуточку… Видишь, милый, если я возьму серый, мне нечего будет носить с моим черным жакетом.

— А разве к серому он не идет?

— Да, но не так хорошо, как к красному.

— В таком случае нечего более и думать: бери красную материю… ведь она нравится тебе?

— Положим, мне нравится и серая. Но приходится принимать в расчет так много разных побочных обстоятельств и… Ах, боже мой! Неужели у вас верное время?

— Нет, миссис, наши часы отстают на десять минут. Мы всегда держим их немного отставшими, — ответил приказчик.

— Да? Господи, когда же мы попадем к миссис Дженнавай?! Ведь мы обещали быть у нее в начале первого… Как много времени отнимают эти покупки!.. А когда мы вышли из дома, не помнишь, милый?

— Кажется, около одиннадцати…

— Нет, еще в половине одиннадцатого. Я вспомнила: ведь мы хотели выйти непременно в половине десятого, да задержались ровно на час… Уж битых два часа как мы тут.

— Да, и, кажется, сделали очень немного.

— Совсем ничего не сделали, дорогой! А теперь нужно поскорее к миссис Дженнавай… У тебя мой кошелек?.. Ах, он у меня!

— Так что же ты решила взять: красное или серое?

— Решила было минуту тому назад, а теперь забыла… совсем забыла!.. Ах да, вспомнила! Я решила взять красную… Да-да, непременно красную… Впрочем, нет, вовсе и не красную, а…

— Помнится, дорогая, ты нашла необходимым взять именно красную… Жакет… шиншилла…

— Да-да, ты прав, дорогой. Действительно, лучше взять красную. Ах, у меня голова пошла кругом…

— Так прикажете отрезать красного цвета, миссис?

— Да, конечно, красного. Это будет самое лучшее, не так ли, дорогой… А у вас нет других оттенков красного? Этот цвет такой неказистый, грубый.

Приказчик с легким раздражением, но все еще вежливо напоминает, что покупательница уже перебрала все оттенки красного и нашла самым красивым именно этот.

— Ах да, да! — соглашается она с видом человека, с плеч которого вдруг свалились все земные заботы. — Так отрежьте, пожалуйста, этого красного… Нам некогда больше раздумывать; у нас и так пропало все утро из-за этой покупки…

Оставив наконец магазин с новым свертком, покупательница разражается сильными порицаниями красного цвета и неопровержимыми аргументами в пользу серого. Она спрашивает своего спутника, как он думает: переменят ли ей отрезок, если она обратится к самому хозяину магазина?

Спутник, стремящийся скорее позавтракать, возражает, что едва ли переменят.

— Какая досада! — вскрикивает она. — Вот почему я так не люблю ходить по магазинам: там всегда сбиваешься с толку…

Многое еще говорит она о горькой необходимости делать покупки вообще и о только что сделанной в частности и заканчивает торжественным заявлением, что уж в этот магазин она ни за что больше не пойдет.

Мы, мужчины, смеемся над женщинами, а сами-то много ли лучше их? Скажите по совести, мой гордящийся своим мужским превосходством друг, разве вы никогда не стояли в мучительной нерешительности перед вашим гардеробом, раздумывая, в чем вы можете лучше понравиться ей: в светлом ли пиджачном костюме, который так хорошо обрисовывает ваши широкие плечи, или в пуританском черном сюртуке, который, пожалуй, даже более подходит к вашим летам, приближающимся к тридцати? А может быть, лучше всего было бы явиться на глаза вашей обворожительницы в костюме для верховой езды? Ведь она не дальше как третьего дня восхищалась этим костюмом на вашем приятеле Джиме, а разве ваша фигура хуже его фигуры и не покажется ли она в более выгодном свете, если ее облечь в костюм в обтяжку?

Как жаль, что в настоящее время панталоны для верховой езды стали делать такими мешковатыми. По мере того как женщины суживают размеры своих одежд, мы все более расширяем их. Почему изгнаны дедовские и отцовские шелковые панталоны в обтяжку, до колен, при длинных шелковых чулках и башмаках с пряжками? Уж не сделались ли мы скромнее своих предшественников, или же это означает наш упадок, который нужно скрыть таким путем?

Не могу понять, за что нас любят женщины. Неужели только за наши нравственные качества? Во всяком случае, не за нашу внешность, отмеченную широчайшими цветными панталонами, черным сюртуком и жилетом, стоячими воротничками и шляпою в виде фабричной трубы. Нет, конечно, только своим внутренним качествам мы обязаны любовью женщин. Положим, это лестно, но не следовало бы пренебрегать и внешностью.