Вторая мировая война (Том 5-6)
Шрифт:
Глубокая тревога охватила Соединенные Штаты, да и все уцелевшие еще свободные страны. Американцы мрачно спрашивали себя: правильно ли будет отдать часть своих сильно ограниченных ресурсов, повинуясь великодушному, но безрассудному чувству? Не должны ли они напрячь все силы и беречь все оружие, чтобы ликвидировать собственную неподготовленность? Нужно было обладать очень трезвой рассудительностью, чтобы стать выше этих убедительных практических доводов. Английский народ многим обязан благородному президенту, его замечательным помощникам и высшим советникам за то, что никогда, даже накануне выборов президента на третий срок, они не теряли веры в наш успех и в нашу твердость.
Вполне возможно, что бодрое и невозмутимое настроение англичан, которое я имел честь выражать, склонило
Немногие англичане и мало кто из иностранцев учитывали особые практические преимущества нашего островного положения; не всем было известно и о том, как даже в предвоенный период нерешительности сохранялись основы морской, а позже и воздушной обороны. Почти тысячу лет Британия не видала огней чужеземного лагеря на английской земле. В решительный период сопротивления все в Англии оставались спокойными и были готовы пожертвовать жизнью. Что таково было наше настроение, постепенно признали наши друзья и враги во всем мире. На чем основывались эти настроения? Это можно было выяснить только путем применения грубой силы.
Была и другая сторона вопроса. В течение июня одна из величайших опасностей для нас заключалась в том, что мы могли дать втянуть наши последние резервы в изнурительное бесплодное сопротивление во Франции и что силы нашей авиации постепенно изматывались бы полетами на континент или переброской туда наших самолетов.
Даже тогда германское верховное командование не недооценивало силы наших позиций. Чиано рассказывает о том, как во время посещения им Гитлера в Берлине 7 июля 1940 года он имел длительную беседу с генералом фон Кейтелем. Кейтель так же, как и Гитлер, говорил с ним о наступлении на Англию. Он повторил, что до сих пор не принято определенного решения. Он полагал, что высадка возможна, но считал ее «чрезвычайно трудной операцией, к которой нужно подходить с величайшей осторожностью, учитывая тот факт, что имевшиеся данные разведки о состоянии военной подготовленности острова и о береговой обороне скудны и не очень надежны» [66] . Легкой и необходимой казалась сильная воздушная бомбардировка аэродромов, заводов и главных узлов путей сообщения в Великобритании. Однако нужно было иметь в виду, что английская авиация была весьма эффективной. Кейтель считал, что Англия имела около 1500 самолетов, готовых к обороне и контратакам. Он признал, что в последнее время наступательные действия английской авиации значительно усилились. Бомбардировки производились с замечательной точностью, и самолеты вылетали группами, насчитывавшими до 80 машин одновременно.
66
Ciano. Diplomatic Papers. P. 378.
Однако в Англии ощущалась большая нехватка летчиков, и те, кто совершал теперь налеты на германские города, не могли быть заменены новыми летчиками, которые были совершенно не подготовлены. Кейтель настаивал также на необходимости нанести удар по Гибралтару, чтобы подорвать британскую имперскую систему. Ни Кейтель, ни Гитлер ни словом не обмолвились о продолжительности войны. Лишь Гиммлер вскользь заметил, что война должна быть закончена к началу октября.
Таков был отчет Чиано. Кроме того, «по горячему настоянию дуче» для участия во вторжении он предложил Гитлеру создать армию в составе 10 дивизий и 30 эскадрилий. От армии вежливо отказались. Часть эскадрилий прибыла, но, как будет здесь рассказано, эти эскадрильи действовали плохо.
19 июля Гитлер произнес свою победную речь в рейхстаге, в которой он, предсказав, что я скоро буду искать убежища в Канаде, выдвинул свое так называемое мирное предложение. Привожу ниже наиболее интересные фразы:
«В этот час я полагаю, что моя совесть велит мне еще раз воззвать к разуму и здравому смыслу Великобритании и других стран. Я считаю для себя возможным выступить с этим призывом, ибо являюсь не побежденным врагом, который просит милости, а победителем, говорящим во имя разума. Я не вижу оснований продолжать эту войну. Мне тяжело думать о жертвах, которых она потребует… Возможно, мистер Черчилль отвергнет это мое заявление, сказав, что оно порождено лишь страхом и сомнением в окончательной победе. В этом случае я избавлю себя от угрызений совести в отношении того, что последует».
Этот жест сопровождался в последующие дни дипломатическими представлениями через Швецию, Соединенные Штаты и Ватикан. Конечно, Гитлер был бы очень доволен, если бы, подчинив Европу своей воле, он сумел закончить войну, добившись признания Англией того, что он сделал. Фактически это было не предложение мира, а готовность принять отречение Англии от всего того, во имя чего она вступила в войну. Поскольку германский поверенный в делах в Вашингтоне пытался установить там связь с нашим послом, я послал следующую телеграмму:
20 июля 1940 года
Не знаю, находится ли лорд Галифакс сегодня в городе, но лорду Лотиану следует сказать, что ни в коем случае нельзя давать какого-либо ответа на послание германского поверенного в делах.
Было решено, что министр иностранных дел должен отклонить жест Гитлера в выступлении по радио. Вечером 22 июля он отверг гитлеровский «призыв сдаться на его милость». Нарисованной Гитлером картине Европы он противопоставил картину той Европы, за которую мы боролись, и заявил, что «мы не прекратим борьбы до тех пор, пока свобода не будет в безопасности».
Чиано в своем отчете о другой встрече с Гитлером 20 июля указывает:
«Реакция английской печати на вчерашнее выступление не дает оснований надеяться на достижение соглашения. Поэтому Гитлер готовится нанести военный удар по Англии. Он подчеркивает, что стратегическое положение Германии, а также сфера ее влияния и экономического контроля таковы, что уже сейчас значительно ослабили возможности сопротивления Англии, которая рухнет под первыми ударами. Наступление в воздухе уже началось несколько дней назад, и его интенсивность непрерывно усиливается. Действия противовоздушной обороны и английских истребителей не служат серьезным препятствием для налетов германской авиации. Сейчас изучается вопрос о решающей наступательной операции, так как всесторонняя подготовка уже проведена».
В своих дневниках Чиано записывает также, что «поздно вечером 19-го, когда были получены первые сообщения о том, что эта речь была холодно встречена в Англии, среди немцев распространилось чувство плохо скрываемого разочарования».
Гитлер «хотел бы прийти к соглашению с Великобританией. Он знает, что война с Англией будет тяжелой и кровавой; он знает также, что все народы против кровопролития». Муссолини же, с другой стороны, «опасается, что англичане могут использовать весьма коварную речь Гитлера как предлог для начала переговоров».
«Это, – указывает Чиано, – огорчило бы Муссолини, ибо сейчас, больше чем когда бы то ни было, он хочет войны».
Ему нечего было тревожиться. Ему не пришлось отказываться от войны, которой он жаждал.
Безусловно, немцы все время развертывали за кулисами дипломатическую деятельность, и когда 3 августа шведский король счел удобным обратиться к нам по этому поводу, я предложил министру иностранных дел следующий ответ, который послужил основой официального ответа:
«12 октября 1939 года правительство Его Величества пространно изложило свое отношение к германским мирным предложениям в хорошо продуманных заявлениях парламенту. После этого нацистская Германия совершила ряд новых ужасных преступлений против граничащих с нею малых государств. Покорена Норвегия, которую оккупирует сейчас захватническая германская армия. Захвачена и разграблена Дания; завоеваны и порабощены Бельгия и Голландия после всех их попыток умиротворить Гитлера и несмотря на все данные германским правительством заверения, что их нейтралитет будет уважаться. В Голландии давно подготовлявшееся предательство и зверства завершились роттердамской бойней, во время которой тысячи голландцев были убиты и значительная часть города уничтожена.